Их перемещение является необходимостью, обусловленной требованиями военного времени.

Японцам предоставлена замечательная возможность доказать свою лояльность.

В середине октября открылась школа. Занятия проходили в неотапливаемом бараке, в дальнем конце квартала № 8. По утрам там было так холодно, что изо рта валил нар, а пальцы на руках и ногах коченели. Тетрадей и карандашей не хватало, на несколько человек приходился один учебник.

Каждое утро в школе начиналось с того, что мальчик вместе с другими учениками клал руку на сердце и произносил вслух клятву верности. Затем они пели «О, чудные бескрайние небеса!» и «Моя страна». После этого начиналась перекличка, и мальчик, услышав свою фамилию, громко кричал: «Здесь!» Его учительницу звали миссис Дилани. У нее были короткие каштановые волосы и нежная кожа цвета сливок. Ее мужа звали Хэнк, он был сержантом и служил на флоте. Каждую неделю она получала от него письмо с Тихого океана. Однажды он даже прислал ей гавайскую юбку из травы.

— Куда, по его мнению, я могу надеть такую юбку? — спросила она у своих учеников.

— В школу! — раздалось в ответ.

— Наденьте ее завтра!

— Это будет здорово!

В первую неделю они многое узнали про знаменитые фрегаты и парусники. Еще они учили названия штатов и аккуратно записывали их на листках бумаги. Играли в виселицу и в двадцать вопросов. Каждый день миссис Дилани читала им вслух газеты, чтобы они были в курсе последних новостей.

«Первая леди в ходе своего визита в Великобританию посетила английскую королеву. Русские по-прежнему удерживают Сталинград. Японцы сосредоточили значительные военные силы в районе острова Гуадалканал».

— А как обстоят дела в Бирме? — спросил мальчик.

— Ситуация в Бирме сложная, — ответила учительница.

Ночью мальчик услышал скрип открываемой двери и шорох шагов. Вдруг у окна появилась его сестра. Стянула платье через голову.

— Спишь? — спросила она.

— Просто лежу.

Он ощущал запах ее волос, пыли и соли. Он знал: она только что пришла оттуда, из темноты.

— Скучал по мне? — спросила сестра. — Выключи ты это радио. Сегодня вечером я выиграла в бинго пять центов. Завтра пойдем в буфет, и я куплю тебе кока-колу.

— Здорово, — сказал мальчик. — Вот это здорово так здорово.

Сестра опустилась на койку рядом с ним.

— Поговори со мной, — попросила она. — Расскажи, что ты делал сегодня вечером.

— Написал папе открытку.

— А еще?

— Облизал марку.

— Знаешь, что меня тревожит? — сказала сестра. — Иногда я не могу вспомнить папино лицо.

— Оно такое… круглое, — напомнил мальчик.

Потом спросил, не хочет ли она послушать музыку. Сестра ответила, что хочет, она всегда хотела послушать музыку. Мальчик включил радио и нашел джазовый канал. Сначала они слушали пьесу для ударных, потом Бенни Гудмен сыграл соло на кларнете, а после Марта Тилтон запела: «У меня так много воспоминаний, что иногда они заставляют меня плакать…»

Во сне мальчик часто видел красивую деревянную дверь. Это была очень маленькая дверь — размером с подушку или с том энциклопедии. За этой маленькой красивой дверью была другая дверь, а за ней — портрет императора, на который не дозволялось смотреть никому.

Потому что особа императора была священной. Потому что он был богом.

И никто не имел права смотреть ему в глаза.

Во сне мальчик всегда открывал первую дверь и брался за ручку второй, зная, что через секунду увидит бога.

Но что-то всегда мешало ему это сделать. Иногда ручка двери отваливалась. Или дверь заклинивало. Или развязывался шнурок, и ему приходилось нагнуться, чтобы его завязать. А иногда где-то вдали начинал звонить колокол — может, в Неваде, а может, на Пелелиу или даже на Сайпане. Ночи становились холоднее, черепаха в коробке скребла когтями все тише, каждую ночь — тише, чем прежде. Наступил октябрь, сотни миль отделяли мальчика от дома, и рядом не было отца.

За отцом пришли вскоре после полуночи. Трое мужчин в костюмах, галстуках и черных шляпах, со значками ФБР под плащами.

— Захватите зубную щетку, — сказали они.

Это было в декабре, вскоре после налета на Пёрл-Харбор. Тогда они еще жили в Беркли, в белом доме на широкой, обсаженной деревьями улице, недалеко от моря. Они уже установили рождественскую елку, и в доме пахло хвоей. Из окна мальчик наблюдал, как отец, в халате и домашних шлепанцах, пересек лужайку и сел в черную машину, припаркованную у тротуара.

Никогда прежде мальчик не видел, чтобы отец выходил из дома без шляпы. Но больше всего его тревожила не шляпа, а отцовские шлепанцы: старые и поношенные, со стоптанными резиновыми подошвами. Если бы эти люди позволили отцу надеть ботинки, все было бы иначе. Но они не позволили.

«Захватите зубную щетку».

«Идемте. Идемте. Вы должны пойти с нами».

«Нам придется задать вашему мужу несколько вопросов».

«Садись в машину, папа-сан».

Позже мальчик вспомнил, что в окнах соседнего дома горел свет. А к окнам прилипли лица. Одно из них принадлежало Элизабет — в этом он был уверен.

Элизабет Моргана Рузвельт видела, как его отца увели из дома в стоптанных домашних шлепанцах.

На следующее утро сестра мальчика бродила по дому, выискивая место, где отец сидел в последний раз. Может, здесь, в этом красном кресле? Или на диване? Или на краешке своей кровати? Девочка прижалась к покрывалу лицом и втянула носом воздух.

— Последний раз он сидел на краешке моей кровати, — сказала мать.

Вечером мать развела в саду костер и сожгла все письма из Кагосимы. Семейные фотографии и три шелковых кимоно, которые девятнадцать лет назад привезла из Японии. Пластинки с записями японских опер. Разорвала на клочки флаг с восходящим солнцем. Разбила вдребезги чайный сервиз, тарелки имари и вставленный в рамку портрет дяди мальчика, который когда-то был генералом в армии императора. Расколола старинные счеты и бросила в костер.

— Теперь мы будем считать по пальцам, — сказала она.

На следующий день, отправляя детей в школу, мать впервые положила в их коробки для завтрака сэндвичи с джемом и арахисовым маслом.

— Больше никаких роллов, — сказала она. — А если кто поинтересуется вашей национальностью, отвечайте, что вы китайцы.

Мальчик кивнул.

— Китайцы, — прошептал он. — Я китаец.

— А я королева Испании, — заявила девочка.

— Ага, помечтай, — засмеялся мальчик. — В мечтах я король!

В Китае мужчины заплетают волосы в длинную косу, а женщины с трудом ковыляют на крошечных искривленных ступнях. В Китае есть люди настолько бедные, что им приходится скармливать новорожденных младенцев собакам. В Китае на завтрак едят траву, а на обед — кошек.