– Ишь, как быстро поскакал наш любезный маркиз, – глядя вслед процессии во главе с послом, иронично заметил де Граммон. – Он чувствует прибыль, как крыса – сыр. Использовать военный корабль для личных нужд – верх нахальства. Сукин сын… А вы какого мнения обо всей этой истории, лейтенант?

– О начальстве или хорошо, или ничего. Вот мой девиз. Нам ли судить столь сиятельную персону?

– Однако… – де Граммон улыбнулся. – Что-то я не замечал такого отношения ко мне с вашей стороны. А ведь я на корабле – и король, и закон, и могу в любой момент вздернуть вас на рее без суда и следствия.

– Пардон, мой капитан, я исправлюсь… – лейтенант изобразил смущение. – Просто не было подходящего случая выказать вам мое нижайшее почтение.

– Если не считать доброго удара шпагой, которым вы спасли мне жизнь в бою с испанцами…

– Это была благодарность за то, что вы, забрав меня на свой корабль, освободили мою шею от петли, которую уже намылил прево Тулона.

Мишель де Граммон фыркнул и ответил:

– Этому вешателю только дай повод… Ваша вина заключалась лишь в том, что вы отправили на тот свет племянника прево. Но ведь он сначала оскорбил вас, а потом имел наглость вызвать на дуэль. И что вам оставалось делать? Подставить грудь и ждать, пока вас убьет расфуфыренный щеголь? Да ваш знаменитый дед в гробу перевернулся бы, узнав о таком позоре!

Они приязненно посмотрели друг на друга и улыбнулись. Капитан и лейтенант «Вандома» были хорошими приятелями. И один, и другой любили покутить, а при случае – и подраться.

Мишеля де Граммона после его памятного выигрыша большой суммы денег в таверне «Краб и селедка» словно подменили. Необузданный нрав записного бретёра наконец вырвался наружу и наделал в морской школе немало переполоха. В течение месяца он успел сразиться на дуэли со всеми, кто этого страстно желал и кто просто косо на него посмотрел, и всех победил. В Мишеля будто вселился сам дьявол. Кутежи следовали за кутежами, он менял гулящих женщин как перчатки, и не было недели, чтобы де Граммон не подрался с матросами, которых хлебом не корми, а дай налакаться какого-нибудь крепкого пойла и после этого почесать кулаки.

Несмотря на невзрачный вид, в драке Мишель всегда был на высоте. Он с такой скоростью перемещался, что за ним невозможно было уследить. А уж кулаком бил, словно молотом. Вскоре о нем пошла слава как о непревзойденном бойце, и матросы-забияки стали обходить его стороной.

В общем, когда пришла пора выпускать его из стен Королевской морской школы, начальство облегченно вздохнуло. Тем не менее, несмотря на многочисленные дисциплинарные взыскания, сьёр Мишель де Граммон получил отличную характеристику, ведь учился он прилежно и был одним из лучших.

Де Граммон быстро завоевывал чины и в двадцать один год уже командовал королевским фрегатом, вооруженным для морских набегов с острова Мартиника. В качестве добычи Мишель получал большие суммы, ведь ему, как капитану, полагалась пятая часть приза, но он тратил все деньги не на улучшение своего благосостояния, а на пирушки и азартные игры. Такое мотовство и сопутствующие ему дикие загулы не понравились флотскому начальству, и его отозвали во Францию – чтобы под надзором он несколько поумерил свой пыл.

Тем не менее изгнать из флота столь перспективного, хоть и молодого, но уже бывалого офицера не решились; более того, Мишеля назначили капитаном на новый фрегат «Вандом», командуя которым он отличился в сражениях с испанцами. К сожалению, полагающегося ему содержания катастрофически не хватало на пирушки, а уж на женщин – тем более. Призы если и попадались, то их делили на всю эскадру, и офицеры получали от этого пирога сущие крохи. И Мишель де Граммон начал подумывать о том, чтобы вернуться на Мейн, но уже в качестве корсара. Да вот беда: денег на покупку корабля у него не было, а подчиняться кому-либо он не хотел.

В Константинополь Мишеля де Граммона направили для того, чтобы на своем фрегате он доставил в столицу Турции полномочного посла Франции: Средиземное море в последнее время стало слишком опасным для путешествий. Если раньше законодателями разбойной моды были французские корсары, то теперь балом правили мусульманские пираты. Французы не выдержали конкуренции с ними и перебазировались в Карибское море.

Европа оказалась не в состоянии истребить пиратов и предпочитала платить им дань. Но даже выплаченная Францией дань не давала гарантий, что они не захватят в плен посла и не потребуют за него выкуп. Поэтому маркиза де Нуантеля решили отправить не на торговом судне, как обычно, а на военном. А поскольку в порту Тулона как раз стоял готовый к отплытию фрегат «Вандом» с капитаном, не раз доказавшим свою храбрость, ему и выпала такая честь.

Едва прибыв в Константинополь, маркиз, пользуясь тем, что фрегат еще в его распоряжении, решил посетить Крым. Но Мишель де Граммон был не прав, когда обвинил посла в том, что он намерен извлечь из поездки в Кафу только личную выгоду. Капитан «Вандома» не знал, что де Нуантель – большой ценитель разных древностей, известный этнограф и собиратель восточных сказок. Его давно интересовал Крым, земля, которую освоили еще античные греки. Но больше всего его привлекали предметы старины, которыми на рынках Крыма торговали татары, как в Париже лоточники – сдобными булочками. И стоили эти раритеты сущие гроши, потому что принадлежали неверным.

Семья маркиза пользовалась уважением во Франции. Если сам де Нуантель писал научные труды, высоко ценимые среди французских академиков, то его сын, финансист Луи де Бешамель, занимающий почетный пост гофмейстера при королевском дворе, ударился в кулинарию, где достиг больших высот. Чего стоил лишь один его соус «бешамель», от которого сам король Людовик XIV был в восторге. Правда, злые языки утверждали, что этот соус приготовил придворный повар Франсуа Пьерр де ла Варенн, а ловкач Луи де Бешамель заплатил ему энную сумму и преподнес соус королю как свое личное изобретение.

– А найдем ли мы здесь, мой друг, местечко, где можно выпить чего-нибудь покрепче, чем кофе? – озабоченно спросил Мишель де Граммон. – Пока маркиз будет улаживать свои дела, у нас есть свободное время, которое можно убить с толком.

Лейтенант с сомнением покачал головой и ответил:

– Здесь живут одни мусульмане. А они, согласно их законам, не употребляют вино, и уж тем более ром.

– Может, ты и прав, но я почему-то думаю, что в любом законе бывают исключения. Поэтому неплохо бы нам найти какого-нибудь смышленого малого, который знает язык франков, чтобы он стал нашим гидом и показал крепость и ее злачные места. Если, конечно, таковые имеются…

Кафа впечатлила любопытного Мишеля де Граммона еще на подходе к причалу. Цитадель казалась неприступной. Ее мощные стены, сложенные из тесаных камней, тянулись до высокой горы. Их окружал глубокий ров. Мрачные башни грозно смотрели на море, и даже мысль штурмовать их с помощью кораблей должна была приводить врагов турецкого султана в трепет. В плане городская крепость напоминала амфитеатр, сценой которого выступала бухта.

Отдав необходимые распоряжения и оставив вместо себя второго помощника, Мишель де Граммон в сопровождении Матиса Дюваля вошел в Портовые ворота – он уже знал, что турки называют их Искеле-капу, – и оказался в цитадели. Стража при виде франкских офицеров взяла под караул; Франция была единственным европейским государством, которое поддерживало с османами дружеские отношения, поэтому к французам относились весьма предупредительно.