class="p1">Из этого я сделал вывод, что человек он рабочий, простой, без высшего и может даже без среднего образования. Хотел было выпендриться и заявить, мол, укомплектование воинских частей должно находиться в приоритете народного комиссариата обороны СССР, но прикусил себе язык. Зачем так выставляться? Даже стыдно стало от подобных мыслей. «Тоже мне, умник нашёлся», – сказал я себе.

– В общем, так, братцы, – подвёл итог старшина Исаев. – Берите лошадок, желательно самых лучших, и давайте сюда.

– Есть! – козырнули мы и умчались выполнять приказание.

Когда возвращались через полчаса, Петро отчаянно материл тыловика, который вместо 32 требуемых животных выделил нам всего пять. Рассудил так: по паре на орудие, одна лошадь для командира батареи, и хватит. Мы пробовали спорить, но нас послали подальше. Мол, вы тут не одни, а количество гужевого транспорта ограничено. Ну, а будем требовать, так можем и на гауптвахту загреметь за нарушение воинской дисциплины. Петро хотел было спросить, где тыловик тут гауптвахту видел, но я дёрнул его за рукав гимнастерки. Мол, кончай бухтеть, лучше уже не будет.

Вот так, несолоно хлебавши, привели мы свой крошечный табун к артиллеристам. Старшина Исаев, увидев, как мало лошадей мы привели, нахмурил кустистые брови. Пыхнул самокруткой, покачал недовольно головой. Пришлось прояснить ситуацию. Мол, тыловые крысы больше не дают, не ругаться же с ними. Там – майор, интендант, он нас запросто может под трибунал отдать. Матвеич махнул рукой. Мол, да и чёрт с ним. Не привыкать.

Вообще-то, как я узнал чуть позже, в батарее полагается иметь четырёх ездовых. Но почему-то мы с Петром были вдвоём. Ох, и пришлось же попотеть на яростной сталинградской жаре! Пока запрягли лошадей, прошло больше трёх часов. Солнце уже начало клониться постепенно к закату, и с меня три пота сошло, пока разобрался с постромками. Я слово-то это впервые только здесь услышал, даже не знал, что означает! Оказалось – ремни, при помощи которых передаётся тяговое усилие лошади с хомута на вальки.

Господи, а сколько новых слов пришлось запоминать прямо в процессе! Чумбур, узда, подпруга, шлея, валёк, постромки, трок… Спасибо моему напарнику, который не бросил в трудный момент. В одиночку я бы ни за что на свете не справился. Он же делал, я помогал, притом Петро подсказывал, как что называется. Зато когда всё было готово, появился капитан Балабанов. Внимательно осмотрел, всё ли готово. Придирчиво даже. Сразу стало понятно: он в лошадиной упряжи хорошо разбирается. Не просто прошёл рядом, а подтянул кое-где, проверил. Потом кивнул. Мол, всё в порядке. Ушёл вперед, а потом раздалось:

– Батарея! Марш!

Мы тронулись. Я к тому времени уже сидел на лошади, что была слева, и управлял запряжкой. Мне досталось орудие номер два, Петро ехал впереди. Позади молча шагали артиллеристы. «Господи, – думал я, а точнее то ли молился, то ли просто разговаривал с небесами, – сделай так, чтобы у меня всё получилось. И ещё чтобы не убили здесь. Иначе как я вернусь в будущее?» Сам не знаю, о чем просил. Голова была тяжелая, словно чугуном мозги залило. Так устал, пока с лошадьми возился. Даже перестал ощущать их запах. Привык, мне об этом Петро говорил, когда ещё на поезде ехали. Мол, ничего, Кадыльбек, привыкнешь, никуда не денешься.

– Вообще странно, – сказал он тогда. – Ты казах, а к лошадям отношения не имел.

– По-твоему, если казах, то с детства ел только баранину и конину, да на лошадях по степи скакал? – усмехнулся я.

– А разве нет? – удивился Петро.

– Вот-вот. Про вас, украинцев, тоже говорят, что вы сало лопаете килограммами. И горилку пьёте литрами. Что, правда?

Петро улыбнулся.

– Вот видишь, миром правят штампы и стереотипы, – сказал я.

– Чего правит?

– Чушь всякая, – ответил ему. – Если русский, то обязательно водка, балалайка и медведи. Если украинец – горилка и сало. Если японец, то порядок и техника.

– Ты откуда про японцев знаешь? – поднял Петро белесые брови.

– Читал. «Порт-Артур» Степанова, «Цусиму» Новикова-Прибоя. А ты нет?

Напарник мотнул головой.

– Ничего, наверстаешь, – философски заметил я.

Теперь вспомнил этот разговор. Получается, у нас взаимное обогащение. Петро меня учит, как правильным ездовым быть, а я его тоже вроде просвещаю.

Глава 36

К началу 1942 года от прежней спокойной и сытной жизни остались только приятные воспоминания. Хотя, вот удивительно: мясо найти, баранину ту же, конину или даже верблюжатину, было нетрудно. Рыбы – той вообще, даже несмотря на военное время, много, хотя и меньше, чем прежде – большую её часть отправляли на фронт, и на базарах торговали только частники всякой мелочёвкой. Разве что цены подскочили в несколько раз. А вот с хлебушком – сложно. Стал он не такой вкусный, как раньше, да и только по карточкам.

Помнится, однажды Маняша пришла на базар и услышала, как две женщины говорили. Одна приехала откуда-то из дальнего степного колхоза. Жаловалась, что у её детей цинга началась. «Баранов у нас в колхозе – тысячи, – жаловалась она. – Мяса много, а овощей и зелени не осталось, теперь до весны ждать. Вот, приехала, может, хоть лука куплю. Баранину каждый день едим, видеть её уже сил нет, потому цинга замучила».

Маняша подумала тогда: «Вот же человек странно устроен. Когда мяса совсем нет, без него вроде как и на столе пусто кажется. Ну, разве можно трудящегося мужика одним только постным кормить? Отощает, силы лишится. Только пойди, найди его, мясо-то. И вот же как бывает. Всё наоборот, а тоже, выходит, нехорошо».

От мужа потом было еще несколько писем. Алексей сообщал, что на Южном фронте, где он теперь находится, временное затишье. Но поговаривают, что Красная армия собирается крепко ударить на запад, чтобы полностью освободить Крым. «Не силен я слова красивые говорить, вы знаете, – писал глава семьи. – Знайте: очень вас всех люблю. Поцелуйте за меня Вовку. Крепко обнимаю, ваш Алексей Дандуков».

Сводки Совинформбюро ничего не говорили. Потому Дандуковы ничего не знали о том, что глава их семьи попал на Южный фронт, который с тяжелыми оборонительными боями постепенно отступал на восток. Как гласит «Журнал боевых действий Южного фронта за апрель 1942 года», с середины месяца до 1 мая фронт «оборонял и укреплял занимаемые рубежи, прикрывая Шахтинское и Ростовское направления».

Вот что писали об этом в штабе: «Действия частей за указанный период сводились