«Проедусь без всякой цели», – подумала я.

Появление в вагоне человечка небольшого росточка в комичном белом мундирчике времён Первой Мировой войны мгновенно вывело меня из состояния скорби и повергло в состояние настороженного беспокойства. Опоясанный чёрной портупеей, с правой стороны которой болталось что-то наподобие пистолета, он с грозной миной надсмотрщика тростниковых плантаций прошёлся по вагону и, остановившись в передней части, испепеляюще воззрился на сидящих в салоне пассажиров. На его голове, вертящейся очень живо из стороны в сторону, как завершающая точка над «i», была нахлобучена чёрная кожаная кепчонка.

Первым впечатлением было то, что человечек в белом удрал в разгар спектакля прямо со сцены театра. Но это впечатление моментально исчезло, когда он лёгким движением правой руки выхватил из портупеи пистолет и прицелился, встав в позу и прищурив один глаз, беря на мушку поочерёдно каждого из пассажиров. Его цвета печёного яблока, сморщенное личико было серьёзным и сосредоточенным, а в ритмичных движениях прослеживалась заученность, если не профессионализм.

Никто не бросился обезоружить «напастника»*, а все сидели, безучастно внимая манипуляциям безумца. Всё это заставило похолодеть кровь в жилах, а когда настал мой черед находиться под прицелом, – я исступлённо уставилась

* Налётчик (польск.).

на его «пушку», но облегчённо вздохнула: пистолет был неумело вырезан из куска дерева и покрыт облупившейся чёрной краской.

Проделав всё, что он посчитал нужным, и отдав честь, псих потерял всякий интерес к сидящим в трамвае, спрятал игрушечный облезлый пистолетик и вышел на следующей остановке.

Улица Аллеи Иерусалимские, как обычно, извергала только свойственную ей симфонию хаоса. Всё было на своих местах – и отель «Полония», и несокрушимый Дворец Культуры, который всё так же, напоминая о нестираемом прошлом, вонзал в лазурное небо свой острый шпиль. Я медленно шла в сторону отеля «Мариотт». Из открытого окна нёсся в поднебесье кристально чистый голос Чеслава Немена: «Варшавский де-е-ень...»

Ещё издали я заметила приближающееся необычное существо – во всём красном. Это была седая, как лунь, старушка. Вся её сухонькая фигурка утопала в красных кружевах, словно в красной пене, которыми было щедро оторочено её коротенькое красное платьице. В руках она бережно держала красную сумочку. Туфельки на шпильках тоже были красными, а огромный красный бант в серебряных волосах завершал этот экстравагантный туалет. Лицо старушки искрилось счастьем, глаза излучали радость. Она порхала по тротуару легко и непринуждённо, как красный мотылёк с цветка на цветок.

«Двери дома для душевнобольных сегодня оказались открытыми», – подумала я.

Но на старушку смотрела с искренним восхищением. «Вот у кого нужно поучиться – быть счастливым без причины. А так ли уж без причины? Старушку зациклило на счастье, и она, бедняжка, не может выйти из радужного пребывания в сказочном детстве, но интересно, надолго ли? – думала я. – А может, это и к лучшему? Если она, не дай бог, выйдет из цикла, не будет ли это столь же бурным разочарованием действительностью?»

Поравнявшись со мной, старушка устремила на меня взгляд мерцающих глаз, её губы разомкнулись в лучезарной улыбке. Острые каблучки красных туфелек едва коснулись асфальта, когда её тело взметнулось, как пёрышко, от дуновения лёгкого ветерка и мягко опустилось рядом со мной. Несколько секунд она смотрела на меня, хлопая глазами, затем протянула руку и дотронулась, взвизгнув от счастья, как ребёнок, получивший новую игрушку.

По моему телу пробежала лёгкая дрожь, словно заряд энергии счастья, которым старушка щедро поделилась со мной. Меня столбом пригвоздило к тротуару, а старушка, ещё раз ликующе взвизгнув, запорхала дальше, напоминать миру о том, что счастье находится не за крутыми горами.

«Варшавский де-е-ень...» – звенел голос Чеслава Немена. «Ночное казино отеля «Мариотт», – бежала световая реклама на стеклянном небоскрёбе.

Я помнила, где находится ресторан, поэтому ноги сами привели меня в заведение, где я могла без помех сдёрнуть парик, поскольку он неимоверно согревал мои мозги, что мешало нормально мыслить. Ресницы, брови и губы отклеились с большим трудом. Я вымыла лицо, тряхнула головой и, взглянув на себя в зеркало, облегченно вздохнула и улыбнулась своему отражению.

В раздумьях я не заметила, как забрела дальше, чем намеревалась и, остановившись в полной растерянности, застыла от радостного удивления: навстречу мне, собственной персоной, шёл мой жених Мирослав!

Глава 23

Я окликнула, его и он с изумлением посмотрел на меня, а когда, наконец, узнал, его глаза полезли из орбит, лицо засияло, левый ус задёргался, а губы расползлись в удивлённой улыбке.

Нашу случайную встречу с Мирославом я сочла перстом судьбы. Мы были счастливы, что нашлись, и долго бродили по городу, взявшись за руки. Мирослав показывал неизвестную мне Варшаву, её сохранившийся после войны и частично восстановленный старый город. Гуляли по мощёным камнем узким улочкам «Старувки». Мне казалось, что я обретаю друга. «Быть может, мне удастся полюбить его», – с надеждой думала я.

Темнело, когда он проводил меня к моему жилищу.

– Район Прага очень небезопасен. Это рассадник мелкогожулья и криминала.

– Я уже это глубоко прочувствовала непосредственно насебе, – согласилась я и рассказала историю охоты за моей сумкой и о своей победе в борьбе с подрастающим хулиганьём.

– Ты отважная! – сказал он восторженно.

– Поневоле станешь отважной.

– Неподалёку, на улице Торговой, находится базар Ружец-кого, который славится тёмными интересами местной шпаны. Будь осторожна! – предостерёг он.

– Тут хотя бы не в таких масштабах, как на Брудне, водятхороводы вокруг магазинов с алкоголем местные пьяницы.

– Ты жила на Брудне? – содрогнулся он.

– Довелось...

– Район с запятнанной репутацией!

– Теперь-то я знаю, но откуда мне было знать тогда?

– Ты очень красивая! – произнёс он на прощание и нехотяотпустил мою руку после долгого поцелуя.

– Спасибо! Я учту это, – ответила я.

Приближался день бракосочетания. Я часто погружалась в раздумья по поводу моих финансовых затруднений. Оставались две недели, и все мои мысли сосредоточились только на этом.

С Мирославом мы встречались достаточно часто. Нужно было не быть женщиной, чтобы не чувствовать, что фиктивный жених влюблён в меня. И я полагала, что будет вполне вероятным, если последует официальное предложение настоящей женитьбы, и тогда автоматически отпадёт вопрос о назначенной им стоимости нашего брака. Но он не спешил, видимо, потому что и так было ясно, что мы поженимся. Я понимала трагизм ситуации и трезво признавала свою неплатёжеспособность, но с каким-то упрямым исступлением верила в чудо: если Мирослав не попросит стать меня его настоящей женой, то нужная сумма свалится на голову прямо с небес или последует иная развязка.