Талейран остановился и откинул край гобелена, за которым оказалась дверь. Джулии пришло в голову, что за коврами и гобеленами скрывается еще много потайных дверей. За этой дверью оказалась маленькая комната, ярко освещенная многочисленными свечами. На стенах висели картины. В центре стоял большой инкрустированный стол и один стул. И никакой другой мебели…

Она взглянула на картины. С одной стены ей улыбалась Мария Антуанетта, и Джулия тихо ахнула:

– Боже мой!

– Красиво, не правда ли? Это истинно французские полотна, то есть не из обозов Наполеона. В нужное время они будут преподнесены его величеству императору Австрии, – сказал Талейран. Он указал на розовощекую леди с пухлым малышом на руках, которая смотрела на Джулию ничего не выражающими голубыми глазами. – Это портрет второй супруги Наполеона, бывшей австрийской принцессы Марии Луизы. Как вы считаете, ее отцу он понравится?

Джулия вспомнила о своем собственном портрете, который заказал граф Карриндейл сразу после рокового бала. Где он теперь? Его сожгли? Или убрали на чердак Карриндейл-Хауса, где он пылится, всеми забытый?

– Какому отцу не понравится такой портрет? – ответствовала она.

Талейран взглянул на гостью с видимым удовольствием. Его глаза были проницательными, даже, можно сказать, пронзительными. Джулии казалось, что они проникают в ее голову и читают ее мысли. Вместе с тем своих мыслей он не выдавал. Совсем как Каслри.

– Она не первая австрийская королева, правившая у нас во Франции, – сказал князь и снова устремил взгляд на портрет. – Правда, после того, что мы сделали с предыдущей, бедной Марией Антуанеттой, я удивлен, что австрийцы доверили нам еще одну. – Он повернулся к Джулии: – Думаю, после того как тебя покорили, все переходит к победителю. Наполеон хотел получить принцессу с безупречной королевской кровью, способную дать ему наследника, и эта бедняжка стала военным трофеем. – Он склонил голову. – И все же она его любила. Как вы считаете, она жертва или победительница? Наполеон определенно любил ее. Ведь она подарила ему сына.

– А теперь ее держат вдали от мужа, – тихо молвила Джулия. Скучает ли она по нему? Мечтает о встрече? Или забылась в объятиях любовника?

– О, так лучше, уверяю вас. Вы не считаете, что Наполеон заслужил страдание?

– Разве это не должны решать державы-победительницы? – мягко спросила Джулия.

Талейран усмехнулся.

– Частично. Они могут заставить его страдать как угодно, но я здесь представляю Францию, а Франция не должна расплачиваться за грехи Наполеона. – Он пронзил ее острым словно лезвие бритвы взглядом. – Но как бы сильно ни страдал Наполеон, боюсь, бедный маленький мальчик претерпит гораздо больше. Он станет пленником на всю оставшуюся жизнь, и с этим ни я, ни кто-либо другой ничего не сможет сделать. Он опасен, как маленькая собачка, которую никто не принимает всерьез, но она может укусить. Да, ему придется жить под замком. – Министр сделал короткую паузу и спросил: – Насколько мне известно, у вас тоже есть сын, миледи. Ему нравится Вена?

Джулия скрыла удивление, сделав несколько шагов вперед, чтобы рассмотреть другую картину, изображавшую маленького мальчика в тюремной камере, испуганного, с запавшими глазами, румянец уже давно покинул его щеки. Это был сын Марии Антуанетты, некогда наследник французского престола, теперь уже мертвый. Материнское сердце Джулии исполнилось сочувствием к бедному ребенку.

– Он еще слишком мал, чтобы понимать, где находится, ваше высочество, – ответила она на вопрос Талейрана.

– Значит, он абсолютно невинен. Пусть остается таким как можно дольше, дорогая, – заключил князь, мельком взглянул на портрет маленького принца и перешел к другой картине, где был изображен цветущий сад в Париже. – Это я привез с собой, чтобы не забыть о моем прекрасном городе, моей дорогой стране и моей великой миссии – пока дипломаты интригуют и пытаются переиграть друг друга за столом переговоров.

– Чудесный город, – согласилась Джулия.

Зачем он позвал ее сюда? Князь наблюдал за ее реакцией на каждую картину, внимательно выслушивал вежливые комментарии и чего-то ждал. Она скрестила руки на груди и внимательно изучала полотно, как будто то был самый лучший пейзаж на земле.

– Знаете, я бы заказал ваш портрет, дорогая леди Джулия, чтобы он напоминал мне о вашей красоте и мужестве.

– Могу вас заверить: как правило, я не такая храбрая, – возразила она.

Князь одарил ее загадочной улыбкой.

– Ну, не надо, не скромничайте. Я восхищаюсь мужественными женщинами, особенно если они к тому же еще и разумны, что, безусловно, относится и к вам. – Он вздохнул. – Я испытываю серьезные затруднения, миледи, и, полагаю, вы сможете помочь мне их разрешить.

Джулия откровенно удивилась:

– Я? Вы серьезно, ваша светлость? Я всего лишь компаньонка и служанка.

Он негромко засмеялся.

– Мы оба знаем, что это не так. Вы больше, чем компаньонка и служанка. Впрочем, в Вене почти каждый больше, чем кажется. Разве нет? Я искал способ передать лорду Каслри важное сообщение, но здесь очень трудно устроить личную встречу. На первый план непременно выдвигаются требования протокола, а значит, втянутыми оказываются самые разные люди, и их не меньше дюжины. Вопрос довольно деликатный, и я не хочу, чтобы моя доброта оказалась неверно истолкованной.

Джулия оглянулась на дверь – ни голосов, ни смеха. Гости веселились довольно далеко. Она была один на один с искушенными интриганами. К горлу подступил комок. Она с трудом сглотнула, но Талейран, вроде бы ничего не заметив, указал на другой портрет – красивой женщины с обаятельной улыбкой. Художник изобразил ее в золотом платье с низким вырезом и в потрясающем изумрудном ожерелье. Темные кудри украшала сверкающая тиара.

– Вы слышали о принцессе Полине Боргезе? – спросил он, с восторгом разглядывая утонченные черты. – Это младшая сестра Наполеона. Она обожает брата и была в восторге от того, что, пока он восседал на троне, считалась самой скандальной дамой Европы. Даже сам император не мог контролировать ее экстравагантные выходки. Она меняла любовников, проигрывала состояния и делала лишь то, чего желала. На мой взгляд, она великолепна. Женщина, которая отказывается играть по правилам, тоже своего рода героиня. По крайней мере, я так думаю.

Джулия припомнила слухи, циркулировавшие в Париже, будто бы герцог Веллингтон влюбился в Полину и она водила его за собой, так сказать, на поводке. Доротея пришла в ужас, услышав эту историю. Джулия всмотрелась в откровенную улыбку Полины Боргезе.

– Она красива, – пробормотала Джулия, не зная, что еще сказать.

– Она умна, – поправил ее Талейран. – Очень умна. Она хочет вернуть своего брата на трон и готова ради этого на все.

Джулия даже не скрывала изумления.

– Ходят слухи, к примеру, что она уже на пути к Эльбе – везет брату золото. Британское золото, миледи.