Я скинул с себя простыню, понимая, что заснуть не удастся. На тумбочке стоял стакан воды, я смочил ладони и протер лицо и шею и ощутил на считаные секунды прикосновение прохладного воздуха.

— Прежде чем все наладится, многое станет еще хуже, — произнес знакомый голос.

Я подпрыгнул на постели. Не может быть!

В углу сидела моя мама. На том самом стуле, куда я положил свой костюм накануне ее похорон и с тех пор больше никогда на него не садился. Она выглядела совсем как тогда, на кладбище — расплывчатые контуры ее тела слегка светились.

— Мамочка?!

— Да, милый.

Я вылез из кровати и устроился на полу, прислонившись спиной к стене. Подойти ближе к маме я боялся. А вдруг я вижу сон и, если я сделаю резкое движение, она исчезнет? Мне хотелось побыть рядом с ней и представить, что мы болтаем о моих школьных делах или еще о чем-нибудь самом обычном. Однако я выпалил:

— Мама, что с нами творится?

— Возникли некоторые… — произнесла она и на миг замолчала, — некоторые обстоятельства, которые позволяют тебе видеть меня. Нет времени на объяснения. Все изменилось, Итан.

— Я знаю.

— Да, — кивнула она. — Не представляю, когда все закончится и будет ли финал счастливым.

— Я ничего не понимаю, — пробормотал я, сглотнув ком в горле. — Но все связано с восемнадцатой луной Джона Брида, но мы не можем найти его. С кем нам бороться? С Абрахамом? С Охотником и Сэрафиной?

— У зла множество лиц, Итан, — покачала головой она.

— Есть светлые, есть темные. Куда уж проще?

— Ты ошибаешься, — мягко возразила мама, и я вспомнил о Лене. — Ты не несешь ответственности за весь мир, Итан. И не имеешь права судить. Ты — обычный мальчик.

Я не выдержал и обнял мамины колени, думая, что ничего не получится, и мои руки пройдут сквозь нее. Но я чувствовал ее по-настоящему, как будто она жива, хотя она оставалась сотканной из тумана. Я вцепился в нее, как маленький ребенок. Снова прикасаться к ней — настоящее чудо.

— Итан, — прошептала она.

Я вдохнул ее запах. Тушеные томаты и креозот, которым она обрабатывала книги в архиве. Потом я ощутил аромат свежескошенной травы с кладбища, где мы бывали с ней по вечерам. Тогда мы обычно молча смотрели на кресты с неоновой подсветкой. Мама обняла меня, и мне показалось, что она не умирала. Затем она отпустила меня, но я продолжал держаться за нее. У нас ведь есть еще несколько минут! И вдруг я разрыдался так, как не плакал с глубокого детства. С тех самых пор, когда свалился с лестницы, катая машинки по перилам. Сейчас я снова падал, но боль оказалась несравнимой с физической.

— Ты злишься на меня, Итан, — вымолвила она. — Нужно время, чтобы смириться с реальностью.

— Нет!

— Тогда не сможешь отпустить меня, — объяснила она, прижимая меня к себе еще крепче.

— Я не отпущу тебя!

— Нельзя изменить судьбу. В тот момент пришло мое время уходить.

Она произнесла свои слова настолько уверенно и безмятежно… совсем как бабушка Пру в моем видении или как Твайла, когда она медленно поднималась вверх, в Иномирье, в ночь семнадцатой луны. Нечестно это!

— Я бы хотел, чтобы все было по-другому!

— Я тоже, Итан.

— Твое время… что ты имеешь в виду?

— Ты поймешь позже, — с улыбкой ответила она, гладя меня по спине.

— Но мне очень страшно…

— Ты сделаешь верный поступок, Итан. А если нет, то он сам найдет тебя — так устроено Колесо судьбы.

Бабушка Пру говорила нечто подобное.

Колесо судьбы… в конце концов оно уничтожит всех нас.

Я посмотрел маме в глаза и увидел, что по ее щекам текут слезы.

— Что случилось, мамочка?

— Не «что», а «кто», любимый мой, — отозвалась она и медленно растворилась в теплых объятьях темноты.

Спустя три дня мы заняли лучший столик в «Дэ…и…кин», который теперь негласно считался личным участком Линка. Пара новеньких, недавно появившихся в «Джексоне», быстро испарились, уступая нам место, едва мы переступили порог. Я прекрасно помнил тот год, когда «зелеными» в школе были мы с Линком. Он глазел на девчонок, а я стремительно поедал хашбраун.[13]

— Ну и вкуснятина! — провозгласил я, запихивая в рот очередной кусок.

Я к нему даже близко не подходил уже много лет. Но сегодня, изучив засаленное меню, я почему-то выбрал именно хашбраун.

— Чувак, я за тебя беспокоюсь! Эту дрянь даже я никогда не ел!

Я пожал плечами: мол, что я могу поделать? А к нашему столику уже направлялись Лена и Ридли с двумя коктейлями.

— Малиновый, — довольно протянула Ридли, потягивая напиток из двух соломинок одновременно.

— Ты что, раньше никогда не пробовала, Рид? — обрадовался Линк.

Он и Ридли разговаривают! Интересно, когда они сцепятся снова?

— Божественно! — не вынимая изо рта соломинок, простонала Ридли.

— Ты чего? — поморщилась Лена, рассматривая свою порцию с картошкой фри.

— Просто мечтала о малиновом коктейле, — причмокивая, объяснила Ридли.

— Здесь можно брать на вынос, — напомнил я ей, показывая на висящий над стойкой плакат с надписью: «У нас есть все, что вы пожелаете!»

— Так не интересно! И почему вы ко мне пристали?!

Линк выложил на стол пачку сложенных пополам флаеров и объявил:

— Событие года! Вечеринка у Саванны Сноу после матча с Саммервиллем!

— Повеселись напоследок, — отозвался я, под шумок утащив у Лены с тарелки поджаристый ломтик.

— Чувак, что с тобой? — скривился Линк. — Сначала хашбраун, а теперь совсем вразнос пошел? Почему ты не отрываешься от этой гадости? От нее пахнет грязными волосами и прогоркшим маслом! И дохлыми крысами, конечно, — добавил он, принюхавшись.

Лена выронила сумку. Я успел взять новую соломку картофеля фри.

— Слушай, раньше ты тоже ел «эту гадость», и ничего! Не будь занудой!

— Как ты смеешь обзывать человека, который достал вам приглашения на вечеринку у Саванны?!!

Действительно, перед нами лежало четыре оранжевых круглых флаера в виде баскетбольных мячей. Лена осторожно взяла один из них двумя пальцами:

— Счастливые билеты! Значит, мы теперь самые крутые?

— Точно, я вас всех вписал! — гордо произнес Линк, не заметив иронии в ее голосе.