– Раздумал. Муторно здесь. Да и дверь ни одна не открылась. Так ты правда ничего не помнишь? – ханн уставился на меня с наглой бесцеремонностью, и шерсть моя сама собой поднялась дыбом.

– Я помню, что мне никогда не нравилось, когда на меня так смотрят, – ответила я.

– Истинная правда, – фыркнул ханн. – Илья Степаныч, откуда она взялась?

– Нашли у поселка. Была не то без сознания, не то в шоковом состоянии, или и то и другое… я не вникал. Кое-что она вспоминает. Обрывками, кусочками. Но все, что мы знаем точно, – звать ее Альо, и она здорово говорит по-нашему.

– Еще бы! Ее отец – человек. Что ж… могу рассказать, Илья Степаныч. Она с полгода была моей соратницей, да и раньше я о ней слышал. Зико Альо Мралла, капитан Три Звездочки. – Ханн отсалютовал и едва заметно, не показывая клыков, усмехнулся. – Хороший капитан, вынужден признать. Мы не любили ее. Она нас тоже. Конечно, так и должно было быть. Но работала она классно!

– Расскажи, – попросил Степаныч.

– Ты тоже этого хочешь, Зико Альо Мралла? – спросил ханн.

– Да, – прошептала я. – Пожалуйста.

И ханн рассказал.

Он говорил долго, и, если судить по его рассказу… ну, не знаю! Я не казалась себе такой уж… таким крутым профи. Да и вообще, у меня так и не возникло ощущения, что речь идет в самом деле обо мне. Слушать ханна интересно, конечно. Так же интересно, как Деда или Саню Хохла. Но примерить Альо из его рассказа на себя я так и не смогла. Нет, я пробовала! Закрыв глаза, я пыталась вспомнить… или хоть представить! – огненную планету Pax, ханнскую станцию, базу пещерников, охладители… нет, ничего у меня не получалось. Я даже не смогла вспомнить, как эти самые пещерники выглядят. Больше того, я не представляла себе и капитана Теллу, с которым, если верить новому (или старому?) знакомцу, мы работали в паре. Все, чего я добилась, – вспышка слепящего света под веками и страх. Дикий страх, бросивший в дрожь и заставивший душу сжаться в безвольный комочек.

– Да-а, – протянул Степаныч. – Ты, оказывается, крутая девчонка, Альо. Зико Альо Мралла, капитан Три Звездочки… А сколько ей лет, Ран, ты знаешь?

– Откуда? – хмыкнул ханн. – Хотя… не больше пятнадцати наших, это точно. Ее мать… эй, Паленые Усы, что с тобой? Зико Альо Мралла, очнись! Скажи что-нибудь, ну?

Я сомневалась, послушается ли меня собственный язык. Но ханн схватил меня за плечи и начал трясти, а это совсем не то, что требуется мне на этот момент. Я изо всех сил постаралась овладеть непослушным языком и говорить если не связно, то хотя бы внятно.

– Мне страшно. Я… мне двадцать условных Нейтрала, я хотела сказать… не знаю, почему я вспомнила… но я хотела сказать, и мне стало так… так страшно! А потом…

Что случилось потом, я не смогла бы объяснить словами. Но ханн кивнул, как будто прекрасно все понял.

– Потом тебя ударили. Ну, не плачь. Все ведь уже прошло?

Я кивнула. Да, все прошло… кроме страха.

– Я рад, мой друг, что ты не агрессивен к ней сейчас, – тихо сказал Степаныч. – Признаться, я считал ханнов более закоснелыми в своих симпатиях и антипатиях.

– Враг моего врага – мой друг, – ответил ханн.

– А почему ты решил, что я – враг твоего врага? – спросила я. – Я твоего врага даже не знаю, да и своих, если они у меня были, забыла.

– Все мы здесь в одном положении, вот что я хотел сказать, Зико Альо Мралла. В воле Повелителей. Я здесь, и ты тоже здесь, чего ж еще? Мое имя – Мира Ран Шфархов. За возобновление знакомства, Три Звездочки!

Я неловко улыбнулась в ответ:

– За знакомство, Мира Ран Шфархов.

Ханн дернул усами. Сказал Степанычу:

– Над ней хорошо поработали. Что ж, пойдем отсюда.

Мы снова перелезли через стену, но теперь Мира Ран Шфархов повел нас другим путем. Вдоль стены, потом по узким закоулкам между кучами мусора, мимо похожих на склады ангаров (их охраняют, один из охранников махнул нам рукой, и Мира Ран Шфархов махнул в ответ), вдоль длинного навеса мастерской, где полно людей, но ни один даже не поднял на нас взгляда, через еще один пустырь, заляпанный черными пятнами кострищ. За пустырем теснятся дома, почти такие же, как в поселке – тоже, видно, переделанные из кают какого-нибудь лайнера. В один из них мы и вошли.

Корабельная койка, маленький столик, явно самодельный, с неровными следами сварки на боку, и куча коробок в углу и под стенами – вот все, что есть в доме Мира Ран Шфархова.

– Вот как ты живешь, – хмыкнул Степаныч.

– Ты ожидал чего-то экзотического? – насмешливо поинтересовался ханн.

– Не знаю, – Степаныч пожал плечами. – Скажи лучше, как твои планы.

– Плохо, – помрачнел Мира Ран Шфархов. – Всё без толку. Садитесь, что ли. Вон, на коробки.

Степаныч сел, вытянул ноги и примирительно сказал:

– Что ж, мы этого и ждали.

– Ждали! – рыкнул ханн. – Я разочарован. И зол.

Степаныч снова пожал плечами. И спросил:

– Ран, что за катастрофа с муравьями?

– Никто толком не знает. Они спятили. Начали кромсать друг друга почем зря. Разгромили собственный космопорт, кто не успел улететь… в ошметки. Совершенно без повода, без причины. Болтали, что похоже на утечку в их биолабораториях, будто бы они разрабатывали что-то такое. Только если так, утечка должна была произойти одновременно во всех гнездах, а это, сам понимаешь…

– Занятно… значит, везде одновременно? Люди в таких случаях ищут, кому это выгодно.

Ран фыркнул:

– Всем или никому, как посмотреть. И потом, Илья Степаныч, выгода – она для людей одна, для нас – другая, а, скажем, для камнегрызов – и вовсе не угадаешь…

– Ты прав, конечно, – кивнул Степаныч. – Но, Ран, если когда-нибудь мы выберемся отсюда, ты сможешь сам понять, кому выгодно было убрать муравьев. Знаешь, как? Просто посмотри, кто воспользовался новыми обстоятельствами лучше и быстрее других.

– Может быть, – ханн зевнул, клацнул клыками. – А почему ты спросил?

– Ран, когда это было?

– Года два назад.

– А я здесь больше трех. Для меня это новость, Ран, а я всегда трепетно относился к новостям.

– Подожди, Илья Степаныч! А откуда ты узнал?

– Один из ее проблесков, – кивнул в мою сторону Степаныч. – У меня такое чувство, что к нам в руки попала шкатулка с секретом. Подобрать бы ключик… Альо, ты только не обижайся.

– Я и сама не прочь подобрать ключик, – фыркнула я. И меня снова «ударили». Сильно. Так сильно, что какая-то часть происходящего выпала из моего сознания. Степаныч держал меня за плечи, а Ран отпаивал сливками (откуда он взял здесь сливки, подумала еще я), но я здесь и не здесь, как сквозь туман… нет, как сквозь свет! Яркий, слепящий свет. И голос, разрывающий голову болью: