Ворчун почти с любовью взглянул на личико спящего мальчика и зашагал по холодной площадке горной вершины; солнце палило его непокрытую голову, ветер трепал волосы. Султанчик смотрел, как он идет с сыном Мальчика на руках.

Вдали, на другом конце скалистого плато, вздымалась сооруженная из камня и дерева крепость шакала Фонаря. В самом начале времен на вершине Плешивых гор была земля, и из нее росли деревья. Во всяком случае, так гласили легенды. Все эти деревья пошли на строительство крепости.

Султанчик поежился, и на этот раз не ветер, но самое зрелище этого сооружения вызвало у него дрожь. Каждый бастион, каждые ворота, каждая стена, каждая башня – каждый треклятый камень крепости источал ненависть. Как дьявольский огонь, пылающий внутри непропорционально большой головы шакала Фонаря, за зубчатыми стенами этой крепости теплилось зло.

Пони всегда боялся старины Шака, но теперь уж ничего не поделаешь. Зло – единственное, на что Мальчик может клюнуть, единственное, что может вернуть его. Добро и зло, теперь вопрос жизни и смерти для всех них.

Ведя машину по Бродвею через Тарритаун и Ирвингтон к дому своего бывшего мужа в Ардсли, Эмили волновалась все сильнее и сильнее. По радио передавали безвредные и бездушные романтические песни, и они действовали ей на нервы. Еще задолго до поворота, ведущего в ухоженный тихий район, куда переехал Томас после их развода, Эмили выключила радио.

Ночь сломила последнее сопротивление дня, мир Эмили залила темнота, и в тишине машины в голове у нее снова и снова крутилось все то, что сказал ей Томас. Все то, что привиделось ему в его галлюцинациях.

Ее фары рассекали темноту. Фонарь на подъезде к дому Томаса перегорел или еще только должен был вспыхнуть в своей заранее заданной покорности. Еще через три дома Эмили ощутила боль в пальцах и, опустив взгляд, увидела, как побелели костяшки и с какой силой она сжимала руль.

Она вскинула глаза.

Черная бесформенная тень неслась ей в лобовое стекло.

Эмили закричала, вывернула руль, ударила по тормозам, но было слишком поздно. Тварь врезалась в стекло с влажным шлепком и хрустом – возможно, хрустнули кости, но скорее всего, это было стекло. Взвизгнули шины.

С мучительно колотящимся сердцем Эмили попыталась перевести дух, коснулась лица и, к собственному изумлению, обнаружила, что плачет. Истерика почти накатила на нее, но Эмили задавила ее. Грудь у нее болела, и она спросила себя, с какой силой ее бросило на руль. Теперь она припоминала, как взревел клаксон, и удивилась, что сначала это не отложилось у нее в памяти.

По правому краю стекла расползались трещинки. От их вида Эмили почувствовала себя страшно уязвимой и отвела глаза. Глубоко вздохнув, она открыла дверцу и вышла из машины, потом принялась оглядываться по сторонам, чтобы посмотреть, что это в нее врезалось.

Под «дворником» застряло одинокое черное перышко.

Прямо перед машиной на земле в луже крови лежало смятое в лепешку тело огромного черного ворона.

Эмили ни с того ни с сего вспомнила слова Томаса о вороне, который, по его твердому убеждению, заговорил с ним. Ей даже подумалось, что это Дэйв, один из воронов-близнецов из «Приключений в Обманном лесу». На миг ее мысли приняли оборот, который не сулил им обоим ничего хорошего. В этом не было ничего необычного. Любому, кому доводилось пройтись ночью по кладбищу или в глухой предутренний час услышать, как древесные ветви стучат о стену дома, могли припомниться подобные суеверия. Эмили была женщиной трезвомыслящей. Она отделалась от этих мыслей, улыбнулась про себя и с презрением посмотрела на треснувшее стекло.

– Надеюсь, с тобой ничего не случилось, Томас, – сказала она в темноту. – Потому что я-то уж точно не собираюсь за это расплачиваться.

Мотор все еще работал, и в тот миг, когда Эмили распахнула дверцу, сверху донеслось карканье. Она запрокинула голову и увидела черную тень, заслонившую луну. Ее можно было бы принять за летучую мышь, если бы не карканье. Но это была не мышь. Это был еще один ворон, точь-в-точь такой же, как тот, который разбил ей стекло и поплатился за это жизнью.

Его близнец.

Ворон Барри парил над домом Мальчика, и на сердце у него лежал камень мучительной вины и горя. Дэйв был его братом, его близнецом. Все воспоминания Барри о жизни были неразрывно связаны с Дэйвом.

Но Дэйв попытался достучаться до женщины. Он хотел поговорить с ней. Ибо те, кто встал под знамена генерала, поняли, что она – якорь, который удерживает Мальчика в этом мире. Если бы она поверила ему и уцепилась за него, он смог бы вернуться в Обманный лес вместе с Натаном. Этого ни в коем случае нельзя было допускать. План шакала Фонаря не учитывал ее. Ей не было места в истории, которую он плел, поэтому она не должна была поверить.

Если бы Дэйв заговорил с ней, не исключено, что она вообще бы его не услышала. Обманный лес никогда не соприкасался с ней по-настоящему, так что она, возможно, не смогла бы понять, о чем ее просят. Но они не могли рисковать. Вмешивать женщину было нельзя.

Она не должна была поверить.

Барри каркнул, из него выпало перышко и спорхнуло на землю – как будто его крыло уронило слезу.

Он лишил жизни своего брата, чтобы мог жить Обманный лес.

Эмили постучала раз десять, прежде чем решилась открыть дверь Томаса своим ключом. Она переступила через порог и позвала его по имени. Звуки вернулись к ней, словно эхо с другого конца каньона, словно грохот прибоя в пустой раковине.

Дом был безжизнен.

Но не безлюден.

Она обнаружила Томаса на ковре в гостиной – в луже его собственной засохшей рвоты. Глаза у него закатились, виднелись только белки, дыхание было поверхностным, со слишком долгими перерывами между вдохами. Седая прядь, которая змеилась в его волосах над левым ухом, слиплась от крови, и Эмили сообразила, что он, должно быть, обо что-то ударился головой.

Если только на него не напали.

Ахнув, она отступила назад и оглядела комнату. Томас считал, что кто-то его преследует. Теперь Эмили вынуждена была задуматься, не было ли это правдой. На мгновение она застыла над его неподвижным телом, колеблясь между страхом за себя и тревогой за этого мужчину, вместе с которым они произвели на свет Натана.

Потом она сдвинулась с места. Неважно, напали на него или нет. Важно лишь то, что ему нужна помощь. Она подошла к телефону, увидела мигающий красный огонек и маленькие цифры «10» на индикаторе – число сообщений на автоответчике, которые он получил и то ли не стал прослушивать, то ли так и не узнал о том, что они получены.

Едва Эмили сняла трубку переносного телефона, как поняла, что ей не хватает воздуха. У нее было такое ощущение, будто земля ушла у нее из-под ног и она кувырком летит в бездну забвения.

Сначала Натан, а теперь еще и Томас.