— За нарушение правил вы приговариваетесь к немедленной казни, — раздался приглушенный голос. — Огонь!

Глава 18

Я был абсолютно спокоен. Сердце билось четко и равномерно, тело расслабленно, глаза полуприкрыты, чтобы больше внимания уделить контролю магии. Водяная пушка каким-то образом перерабатывала твердую ману этого мира в гибкий, текучий поток. Ухватив струю воды, я максимально сузил ее, превращая в нить толщиной с сапожную иглу. В висках сразу заломило — главное не перейти свой предел.

Водяное лезвие атаковало подобно серпу, срезавшему стражей, как спелые колосья. Верхние половинки тел мягко съехали, обнажая идеально ровные срезы, брызнувшие кровью. Не повезло самому крайнему стражу. Сжатая вода в конце движения вышла из-под контроля, стремительно расширяясь, и выела в грудь мужчину ровную полусферу.

Затылок будто сжали стальные клещи. Помню… На краю сознания на секунду вспыхнула мысль об заклинании с похожим эффектом. Слеза принца. Точно, оно действительно так называется! Озарение мелькнуло, как солнечный блик и пропало, оставив меня с раскалывающейся головой.

Водяная пушка рванула с глухим хлопком: медные бока вздулись двумя пузырями, колесики отстрельнули, из дула вырвалась струя пара, накрывшая облаком двух бедолаг, прятавшихся за колонной. Их кожа мгновенно обварилась, покраснев, как панцирь приготовленного рака. Руки несчастных елозили по телам, пытаясь стряхнуть обжигающие капельки, но пальцы лишь стягивали полоски разлезающейся кожи и жира.

Не знаю, кем были убитые мной стражи в местной иерархии силы, но влетевшие спустя минуту люди отличались от них в корне. Их было всего трое. Три быстрых тени в серой облегающей униформе, сливавшейся со стенами и словно ускользающей от взгляда. Они пронеслись мимо обожженных бедолаг, прерывая их страдания. Один удар и вскрытые глотки толчками выплевывают кровь.

Варлам примиряюще поднял руки, но одна из теней все равно отделилась от группы, помчавшись к нему. Старик зачем-то встал на колени и склонил голову. Страж ударил его по затылку и мужчина обмяк. Тени, словно рассыпавшийся бисер, скакали по темнице, оглушая людей. Иногда они использовали черные иглы, метая их сразу десятками. Не прошло и пяти секунд, как все в помещении были оглушены или усыплены.

Мне досталась игла в плечо. Я уловил движение рукой, но скорость полета снаряда оказалась за пределами моего восприятия. Сонный яд подействовал почти мгновенно, наливая веки свинцом. Некоторое время сознание пребывало в полубреду, мешая реальность с воспоминаниями и причудливыми образами. Затем все погрузилось в темноту.

Проснулся резко, будто в исподнее закинули ведро льда. Голова ныла, во рту поселился горький травяной привкус. Сколько я не сплевывал, он становился только сильнее, пока не начал жечь язык.

Где я? Меня окружала полная темнота и узкие каменные стены, не позволяющие расправить плечи. По ощущениям прошло не так много времени, но спину уже ломило от неправильного положения. Впереди дверь — металлическая и очень холодная, покрытая капельками конденсата — каждое прикосновение обжигает голую кожу. Я оказался нагим. Судя по неприятным ощущениям в заднице, тюремщики удостоверились, что ничего спрятать не удастся.

Я попытался выпрямиться, подняв руки кверху. Стало немного полегче, но вскоре затекли плечи. Несколько часов я провел, пытаясь разместиться в каменном гробу, пока не осознал тщетность попыток. Но если не двигаться, то кости начинает выворачивать от кривого расположения тела.

В итоге пришлось максимально снизить болевые ощущения и волевым усилием проталкивать кровь в зажатые участки. Не у всех есть похожие умения, поэтому вскоре раздался первый стон. Он шел откуда-то сверху, сначала слабый и тихий, но вскоре вернулся многократным эхом, перемежаясь новыми звуками, пока не превратился в низкое гудение, заставляющее вибрировать стены. Многие не выдержали и закричали, добавляя мощности зубодробительному басу.

Все стихло спустя десять минут. Все поняли, что лучше молчать, чем снова пройти через пытку звуком. Сначала слышался шепот, но даже он многократно усиливался, подарив узникам новую порцию вибрации.

Трудно судить о том, сколько прошло времени. Еду мне не приносили, воду приходилось добывать слизывая капли с двери и стен. От стоячей позы ноги начали отекать, особенно набухли стопы, став на несколько размеров больше. Манипуляции с телом не особо помогали, трудно представить, что станет с обычным человеком. Мне начало казаться, что я останусь здесь навсегда.

Иногда слышался скрежет дверей, проносившийся резкой волной по темнице. Только это давало надежду, что меня выпустят. Бывало, что открывалось несколько дверей сразу, но чаще их отпирали по одной.

От голода давно перестало сводить желудок, я впал в оцепенение, перебирая и перекладывая воспоминания и знания, полученные за время пребывания в теле Криса. Время считал по количеству образовавшихся на стенах капель — больше всего их было в условное утро, что совпадало с внутренними часами.

Я не сидел сложа руки, отдавшись на волю судьбы. Несколько раз в день предпринимал попытки создать ядро энергии, о котором говорил Бак. Если не могу положиться на магию, то придется жить по законом нового мира.

Но все попытки оказывались безуспешны. Мне приходилось использовать собственный мышцы, кости и жир, чтобы извлекать крохи кай и пытаться соединить их в ядро. Я с легкостью управлял энергией, создавая крохотный шарик, постепенно начинавший пульсировать и посылать волны тепла. Но когда казалось, что ядро кай зародиться, как оно взрывалось, посылая волны адского холода в живот и промежность.

Я бился над решением проблемы десятки раз перерывая доступную мне информацию. Когда время жизни сократилось до двадцати дней, а само ядро стало размером с кончик иглы, пришлось оставить попытки.

На пятый день двери прекратились открываться. Стало так тихо, что биение сердца оглушало. Я замедлили все процессы до предела, погрузившись в сон. В таком состоянии у меня есть три недели до наступления необратимых изменений из-за отсутствия еды.

Сон прервал резкий истошный крик. Все же я не один остался в застенках. Человек долго вопил, нагнетая вибрации, натурально бившие по ушам, словно два каменных диска. Спустя время завывания стихли, превратившись в непонятное бормотание. Самое ужасное, что акустика усиливала безумный шепот до оглушающей речи, насильно продирающейся в уши.

— Здесь. Там. Потом. Синие птицы кружат над черным морем, — шепот длился несколько часов, сменяясь тонким воем, затем все начиналось заново.

Десять дней хватило, чтобы превратить человека в безумца. На пятнадцатый его речь потеряла всякую осмысленность, став подобной мычанью коровы. Не сказать, что я привык, но из сна меня вырывало редко, лишь когда звук достигал силы, достаточной чтобы тряслись стены.

— Ты же там, да? — на семнадцатый день я услышал спокойный