Вскоре в поле зрения обрисовалась подходящая возвышенность. Она располагалась в стороне от берега, за невысокой меловой грядой. Плоская вершина и относительно пологий с запада подъем – ступенчатая, заваленная камнями поверхность. Скала возвышалась над местностью, а ее срезанная вершина казалась идеальной смотровой площадкой. В районе двух часов дня мы пришвартовались у полого спускающейся к воде меловой плите и привязали плот к одиноко стоящему валуну. С оружием в руках обследовали близлежащие гроты и успокоились – все чисто.

– За коротышкой последим, Михаил Андреевич, – усмехнулся Шафранов. – У нас не разгуляется, не волнуйся.

– Коротышка пойдет со мной, – сказал я. – Не подарок, но везде пролезет.

– Как в песне, – засмеялся Корович. – Там, где пехота не пройдет, где бронепоезд не промчится...

Коммуникаторы в этой части Каратая работать отказывались. Мы условились, что, если не вернемся через три часа, немедленно выступает спасательная группа. Сигнал тревоги – два выстрела подряд из помповика. «А одного недостаточно?» – казалось бы, резонно вопросила Анюта. Я строго объяснил ей, что одного недостаточно. Вдруг мы козочку снимем? Или по воронам пострелять решим?

Всю дорогу Степан ворчал, что превращается для спутников в какой-то жупел. А он всего лишь любит позабавиться, завести новые знакомства... Он целый год сидел безвылазно в моем доме, лелеял мои цветочки, неужели так трудно его понять? До скалы оказался не ближний свет. Мы перебрались по седловине через гряду, при этом Степан беззаботно разглагольствовал, а я вертелся на триста шестьдесят, ловя движения в скалах. Но на этом участке все было спокойно. Ни людей, ни животных, ни предчувствия, что должно произойти что-то страшное. Камень, из которого слагались здешние скалы, был практически белым, при ближайшем рассмотрении пористым и легко ломался от удара. Наверное, по этой причине здесь было так много обломков. Мы осторожно поднимались на скалу, обходя непредсказуемые участки. Степан вдруг как-то оробел, не лез поперек батьки, бормотал, что он человек адекватнее некоторых и если страшно, то боится не меньше остальных. Его бормотание превращалось в заунывный фон, к которому я быстро привык, и начинал беспокоиться, когда оно обрывалось.

Минут за сорок мы забрались на скалу, с которой открывался царственный вид. Дыхание перехватило. Словно Тибет какой-то – вдвое уменьшенный, но не менее величавый. И вновь резонная мысль: не может здесь быть такого, Каратай – урочище, ограниченное по площади, как вмещает оно в себя такое количество природных зон?.. Островерхие вершины скал тянулись во все стороны света – изломанные, геометрически правильные, причудливые, обыкновенные. Далеко на востоке перистые облачка гладили горные вершины. Воздух дрожал, Каскадные горы окутывала сиреневая дымка, характерная скорее для зимы, чем для лета. Где-то под нами змеистой лентой вился Шалдон. Просматривались его изгибы. Как ни крути, а в целом он тянулся на восток, хотя весьма и весьма опосредованно. Мы заняли удобную позицию между камнями и погрузились в философское созерцание. Прошло минут двадцать. Вывод напрашивался неутешительный: НИЧЕГО. Что такое Бурундус и с чем его едят, оставалось загадкой. Над долиной вились птицы, но на то они и птицы, чтобы летать, а не ползать. Трудно спутать птицу с вертолетом. Либо не летали в это время дня железные стрекозы, либо мы ничуть не продвинулись.

Куковать на вершине смысла не было. Мы снялись с насиженного места и стали спускаться. Коротышка зевал и жаловался на нехватку кислорода. А я жалел, что полтора часа мы выбросили коту под хвост. Радовало лишь то, что до вечера можем плыть спокойно, не боясь атаки специально обученных двуногих.

Требовалось добыть еду. Мы слезли с горы и теперь медленно продвигались в направлении нашей стоянки. Козочка бы точно не повредила. Но странное дело, в здешнем ареале не было не только животных – не летали кровососы, не шмыгали ящерицы между камнями. И было довольно прохладно – даже прохладнее, чем на вершине скалы. Необычно для текущего времени года. Я не собирался ничего выяснять, для исследования всех загадок Каратая не хватило бы и трех жизней. Но когда под обрывистой скалой, напоминающей кривобокий мавзолей, мы разглядели широкий вход в пещеру, я отклонился от курса, чтобы на минуточку туда заглянуть.

– Заметьте, Михаил Андреевич, – рассудительно изрек Степан, – это исключительно ваша идея, не моя. Лично я прошел бы мимо. Холодно тут чего-то.

– В отличие от тебя, дружище, – ядовито заметил я, – я никогда сознательно не влипаю в неприятности. А попав в историю, всегда стараюсь минимизировать последствия.

– Правда? – удивился Степан.

– Просто глянем...

Проводить какие-то значительные «раскопки» действительно было излишне. Из пещеры ощутимо несло прохладой. Я взобрался на щербатую плиту перед входом, осторожно сунул нос в темноту.

– Здесь подожди, – буркнул через плечо и шагнул внутрь.

Под ногами было как-то скользко. Пахло мелом. «Неплохой холодильник», – подумал я. Дневным светом озарялась часть стен и полукруглый арочный потолок, а дальше все тонуло в темноте. Я сделал несколько шагов. Прохлада усиливалась. «А вдруг здесь еще один «портал»? – подумал я. – Вот пройду еще немного, и окажусь на планете, где властвует вечная мерзлота...»

Еще четыре шага. Пол был скользкий и, кажется, покатый. «А не лед ли это? – возникла занимательная мысль. – Какая прелесть. Повсюду лето, а в данном квадрате, как в Южном полушарии, – зима...» Можно было возвращаться. Зиму я не любил. Все эти горки, санки, игра в снежки, грустный праздник Новый год... Впрочем, в Каратае зимы мягкие. Всю последнюю зиму по лужам бегали...

– Ну, чего там, Михаил Андреевич? – крикнул от порога коротышка.

Эхо гулко отразилось от стен, словно по ушам ударили. От неожиданности я на мгновение потерял равновесие, пятка скользнула – это и впрямь был лед! Точка опоры куда-то поехала. Я почувствовал, что падаю, но паника пришла не сразу. Ну, подумаешь, упал... Однако, когда я не смог подняться и заскользил вниз, сделалось как-то тревожно. Я пытался остановиться, цеплялся за стены, но они были такими же гладкими, как ледяная горка. Я сделал попытку встать на колени, но продолжал ехать. Хуже того, я ускорялся, горка круто забирала вниз! Меня швырнуло на спину, ружье вырвалось из рук, закружило, завертело. Я катился, отлетая то к одной стене, то к другой, и исступленно орал. Жутко не хотелось очутиться на планете, где властвует вечная мерзлота...

* * *

Трамплинная горка была относительно пологой, а еще помогло то, что я успел сгруппироваться и в момент падения вел себя правильно. Я шлепнулся на какой-то холм, состоящий из множества неровностей. Потерял сознание на пару мгновений, покатился с холма, еще раз шлепнулся. А когда очнулся и начал шарить вокруг себя, первым делом наткнулся на помповик. Молодец, не забывает, кто у него хозяин...

Я встал, отметил пару ушибов, желание опорожнить желудок, острую боль в кишечнике и многие другие прелести, сопутствующие неудачному катанию с горки. Подобный случай был в детстве – дворовый хулиган с ужасной репутацией толкнул меня с горки, и никакого удовольствия от катания я не получил – месяц лежал в больнице с сотрясением мозга и переломом ключицы, обретя с той поры стойкую аллергию на хулиганов и зимние развлечения. Так вот он какой – параллельный мир...