Приподнявшись над ней, взялся за трусики, чтобы убрать последнюю преграду к своему сокровищу, но так и замер с опущенной рукой.

Лилька плакала. Смотрела на меня и тихо рыдала, кусая губы. Раскинув руки в стороны, кажется, была готова ко всему, но вожделения я у неё явно не вызывал.

— Ты что, Цветок? Что случилось? — провёл пальцами по её лицу, стирая прозрачные капли.

Она отвела взгляд, а я ощутил во рту мерзкую горечь, словно дёгтя нахлебался. Она проникала в каждую клетку, заполняя меня ядом.

— Какого хрена, Лиль?! — вскочил с кровати, попрощавшись с мыслью о близости. — Я что, тебя насилую, бью, истязаю? Что происходит?

— Ты принуждаешь меня, — она села, потянула на себя одеяло. — Мы договорились после свадьбы, а теперь… — и заплакала в голос, закрыв лицо руками. — А я так не могу… Не могу. У меня принцип. Я хотела подарить тебе себя в брачную ночь…

А меня ярость дикая обуяла. Словно морской волной захлестнуло. Захотелось рвать и метать. И отодрать её, как последнюю девку. Силой. Чтобы орала и просила остановиться. Это уже, наверное, последняя стадия перед тем, как я стану гребаным маньяком-душителем.

— И поэтому сбежала со свадьбы с Вадиком?! Пошла ты со своими принципами, Лиля! Пошла ты на хрен! — вскочил, чувствуя физически, как едет крыша.

Ещё немного и убью эту мерзавку мелкую.

Через полчаса она шмыгала носом и собирала свои вещи, а я стоял у окна в облаке сигаретного дыма и допивал бутылку коньяка поямо из горла.

В душе кошки не скребли. Они уже разодрали своими когтями внутренности до кровавых ошмётков. Алкоголь не помогал, лишь усиливал тоску, что серной кислотой выедала сердце. Я уже загибался без Лильки, а ведь она ещё даже не ушла.

— Ты уверен? — спросила тихо, незаметно оказавшись за моей спиной, а я умолял небо, чтобы не коснулась меня своими руками. Потому что не сдержусь, позволю ей и дальше вить из себя верёвки.

— В чём? — оттягивал неизбежное расставание и ненавидел себя за то малодушие, что вызывает во мне эта девчонка. Как же ты залезла под кожу, маленькая…

— В том, что мы должны расстаться вот так…

— Я ни в чём уже не уверен, Лиль. Но на данный момент так будет лучше. Я устал бегать за тобой, как пацан. Устал от постоянных поджопников. Устал, блядь, отгонять от тебя твоего бывшего и от прочей хуйни тоже устал. Прости меня, малыш. Наверное, я просто не прошёл проверку.

Она громко всхлипнула и заплакала, а я стиснул бутылку, чтобы не повернуться к ней, не схватить за хвост эту лисицу и не выебать, как надо было сделать давно. Лялька, мать твою…

— Ты собралась? — голосу придал твердости и уверенности, но внутри закопошился червяк сомнения. Грёбаная, склизкая тварь, лишающая уверенности в себе и своих действиях. Когда под ногами разверзается земля и ты уже не доверяешь самому себе.

— Да.

А потом вёз её к родителям и боролся с собой, боролся. До кровавых ран и гематом боролся. А она была рядом, такая вся невинная, расстроенная… И тянулась рука успокоить её, вытереть слезы и разложить её сидение…

И только довольная харя её папаши вывела из оцепления. Я вдруг понял, что проиграл. На сухую. Как неудачник.

— Ром? — она держалась за ручку сумки со своими вещами и вроде как пыталась забрать её из моих рук. А я не отпускал. Сжимал всё крепче, изводя себя донельзя, но отпустить не мог. Глядел в прищуренные глазёнки старого урода и представлял, как убиваю его. Медленно и мучительно, как делает это его дочь. Раздирает всего боль, словно выдрали сердце, но я продолжаю дышать, двигаться, думать. И думы мои настолько кровавые, что война таких не видала.

*****

Складывается впечатление, что отец рад всему, что со мной происходит. Тому позору, с которым ему возвращают его дочь. Словно ненужную вещь.

— Явилась? А что случилось? — нет, мне не кажется. Он рад. Только не моему приходу, а моему поражению. И я убираю занесённую над порогом ногу. Рому тоже не стану приглашать… Да он и не зайдёт. Не после всего…

— Ничего. Просто хотела вас увидеть, — ещё теплится надежда, что Державин привёз меня сюда просто помучить. Вот сейчас отомстит за ЗАГС и всё. Вернёмся домой, снова свадьба…

— Да ну? А что с вещичками-то? Неужто женишок выгоняет? — и так ехидно на Рому смотрит.

Папочка… Что же ты делаешь? Зачем творишь это? К чему эта война? Я в очередной раз ошиблась, решив, что родители мне посочувствуют, осознают свои ошибки.

— Нет, папа. Не выгнал. Я сама ушла. А знаешь, почему? Просто он больше мне не верит. Ты можешь радоваться. Тебе удалось нас разлучить. Твоя дочь будет несчастной, разве это не прекрасно? — и, толкнув железную дверь, захлопнула её.

Это больше не мой дом. Не мои родители. Не те родные, любимые, кому в детстве посвящала все свои рисунки, на которых всегда была изображена идеальная семья. Мама, папа, я… И Светочка. Моя родная, идеальная сестрёнка. Копия меня, только более послушная, хорошая и правильная. Мечта родителей.

Уже позже я узнаю, что моя сестрёнка не такая идеальная, как говорили папа с мамой. Я узнаю это в тот день, когда труп моей сестры найдут в наркоманском притоне.

Я буду долго сопротивляться мысли, что это не ошибка, что это правда. Что Светочка действительно закончила жизнь, как бродячая собака под мостом, в старой халабуде, с торчащей из вены иглой. Моя сестра. Моя копия. Вторая я…

И я тогда не знала, как изменятся мои родители. С папиной помощью я выкинула из головы сестру-наркоманку, её смерть и одиночество, которым захлёбывалась потом несколько лет. И никогда не свяжу вместе гибель родного человека с желанием обрести кого-то вместо неё. Кого-то, кто постарше, умнее, кто окружит заботой, когда родным папке с мамочкой стало вдруг наплевать на твою жизнь, потому что они упиваются своим горем, напрочь забыв о втором ребёнке.

Начну взрослеть, искать причины. Думать, что это я стала проблемой папочки и мамули. Ненавидеть себя за эгоизм и неимение совести… Винить свою глупость, моего учителя… Но причиной изначально была не я.

— Куда тебя отвезти? — из воспоминаний, которые осколками врезаются в память меня выдёргивает Рома. Он склоняется к моему лицу, хмурится. На лбу пролегает глубокая морщина.

— К тебе, Ром… Пожалуйста, — шепчу, сжимая своей рукой его длинные пальцы и упираюсь лбом в твердую как скала грудь.

— Нет.

— Ром… — поднимаю взгляд и он тонет в океане равнодушия.

— Прости, Лиль. Давай найдём кого-нибудь из твоих подруг. Все расходы оплачу.

И я понимаю, что осталась одна. Теперь уже точно.

Несколько дней спустя:

— Знаешь, Ром, ты идиот. Столько бегал за девчонкой, чтобы накануне свадьбы выгнать её? Браво. Охуенное фиаско, — Тим затянулся сигаретным дымом, затушил окурок и поднял бокал. — Поздравляю, контуженная ты башка. Теперь на Луну выть будешь.