Однако те, кто его инициировал и создавал, решая свои сиюминутные политические и карьерные задачи, не думали, какими последствиями обернется и уже оборачивается для нашей страны скоропалительное и безоглядное признание за СССР факта массового расстрела польских офицеров. За состряпанную политиками 90-х ложь уже приходится дорого расплачиваться. Опираясь на нее, наши недруги заговорили уже о геноциде поляков, о массовых исках в Страсбургский суд.

Понимание этого с большим опозданием, но приходит. В сегодняшнем выступлении Президента России отчетливо прозвучала мысль, что в этой истории еще не все до конца ясно, требуется дополнительное разбирательство обстоятельств трагедии. Это высказывание свидетельствует о наличии обоснованных сомнений в правдивости существующей официальной версии и ее доказательной базы. Теперь необходимо сделать следующий шаг — подтвердить или опровергнуть имеющиеся сомнения. Нельзя, как страус, прятать голову в песок, надеясь, что все рассосется само по себе, и при этом выдавливать из себя неадекватные оправдания. Не рассосется.

В этой связи еще раз хочу заострить внимание на необходимости независимого, открытого и беспристрастного изучения всех материалов уголовного дела с учетом всех появившихся дополнительных материалов, а их набралось изрядное количество, обратив особое внимание на допустимость доказательств, которые легли в основу выводов принятого по делу решения. Возможно, что для установления истины потребуется судебное разбирательство. Но на это нужно идти, чтобы раз и навсегда поставить точку в катынской истории.

Лучин В. О., судья Конституционного Суда РФ в отставке, доктор юридических наук:

Я хотел, уважаемые коллеги, уважаемые товарищи, сказать, что, несмотря на определенные ожидания, связанные с Конституционным Судом и его участием в разрешении Катынского дела, я хочу сразу вас предупредить, что Конституционный Суд не может выполнить эту историческую роль в силу своего статуса и ограниченности компетенции. Он не рассматривает вопросы политического характера, только вопросы права. Он не рассматривает и не исследует фактические обстоятельства, дает только правовую оценку.

Но то, что касается прошлого, надо отметить, что, действительно, Конституционный Суд пытались использовать как инструмент подавления вот тех демократических институтов советского периода, как инструмент борьбы с Коммунистической партией, достижением ее запрета и ликвидации советской власти. Представители президента Ельцина — эти неистовые, оголтелые антисоветчики и антикоммунисты, некоторые упоминались уже здесь: и Шахрай, и Макаров, и Федотов, и Бурбулис, и еще некоторые другие — они пытались всеми силами использовать Катынскую трагедию в качестве основания для усиления своего обвинения против Компартии. И все, что они могли достать руками (либо своими, либо руками Ельцина) из сейфов, из архивов — документы и лжедокументы, они пытались использовать. И они агрессивно и яростно возвращались к тому, что это одна из самых больших повинностей и одно из самых больших преступлений, которое совершили Компартия и советская власть, советское руководство против своего народа, против польского народа. Но я хочу напомнить вам (вы, очевидно, это знаете), что была очень такая бурная и продолжительная дискуссия о том, приобщать или не приобщать эти документы, использовать их в качестве определенных не только поводов, но и оснований для принятия резолютивного решения. Все-таки возобладал разум в Конституционном Суде, и мы отказались поддержать вот эти требования, настойчивые требования, чтобы все, что связано с Катынской трагедией, использовать и в постановлении Конституционного Суда в его резолютивной и даже мотивировочной части. И я думаю, что это было совершенно справедливо. Здесь для этого были и чисто юридические основания, кроме тех обстоятельств, о которых я уже говорил. Конституционный Суд не мог на слухах, сведениях, сомнениях принимать какие-то решения.

И вот то, что уже касается нашего времени, выступлений наших руководителей государства — президента и правительства, юристов, здесь допускаются иногда не очень верные пассажи. Ведь все сомнения трактуются в пользу того субъекта, который обвиняется. Все сомнения, все неясности. А сейчас президент, с одной стороны, так говорит, с другой — поправляет себя. Раз не все ясно, то какие юридические основания есть для того, чтобы выводы какие-то делать? Делать какие-то выводы и возлагать ответственность на Российское государство?

Я думаю, что позиция Конституционного Суда уже в какой-то степени — пусть вот такого позитивного нейтралитета — дает определенную опору для тех, кто отстаивает праведную, на мой взгляд, справедливую, исторически верную позицию решения Катынского дела.

Осадчий И. П., координатор КПРФ в Конституционном Суде РФ, доктор исторических наук:

Я буквально попросил слово на одну-две минутки для того, чтобы зафиксировать внимание присутствующих здесь на таком моменте. Не только по Катынскому делу, но и по многим другим очень сомнительным и очень грязным вопросам, которые представила президентская сторона в Конституционном Суде, нам приходилось иметь дело с экспромтом. Совершенно абсолютно неожиданно раскрывается чемодан и выбрасывается на стол дело по Катыни—14 октября 1992 года Сергей Михайлович Шахрай вытаскивает дело по Катыни. И, несмотря на то, что это был экспромт, нашим юристам, чрезвычайно подготовленным и высокопрофессиональным, хватило минуты для того, чтобы усомниться в достоверности документов, представленных в качестве обвинения, утверждения о том, что расстрел польских военнопленных — дело рук НКВД СССР. Наши эксперты Феликс Михайлович Рудинский и Юрий Максимович Слободкин тут же в своих выступлениях, причем неоднократных выступлениях, доказали, что это очень сомнительный документ, которому доверять нельзя. И то, что сегодня говорили выступающие, включая и представителей Следственного комитета и Военно-следственной службы, — это совершенно точно было сказано и тогда. Что ни подлинников нет, ни точных данных о том, что эти документы были подлинными или имели место в реальности быть, что они сфабрикованы, — об этом говорилось прямо на процессе в тот же день, когда эти документы были представлены.

Таким образом, с самого начала появления этих документов в Конституционном Суде и в последующее время Феликс Михайлович Рудинский, который посвятил годы своей жизни этому вопросу, и его соратники более чем убедительно доказали, что принимать всерьез и на слово представленные Шахраем документы, естественно, нельзя. Зачем же это было сделано? Шахрай, отвечая на вопрос председателя Конституционного Суда Зорькина, прямо сказал, что мы в данном случае не ставим вопрос о привлечении к ответственности в уголовном порядке. Мы выдвигаем эти документы для Конституционного Суда только с одной целью — показать, что Коммунистическая партия Советского Союза вникала во все дела, в том числе и в решаемые вопросы судеб народов других стран, и, в частности, польских военнопленных. Это вот одно замечание.

Рудинский Феликс, доктор юридических наук, до последних дней жизни занимался этими проблемами и, естественно, хотел довести дело до логического конца. К сожалению, его уже нет. Но он обозначил целый ряд вопросов, которые требуют дополнительного исследования. Я рад, что сегодня присутствующие очень часто, не ссылаясь на него, повторяли то же самое и говорили о том же, о тех же сомнениях, которые возникали в Конституционном Суде РФ.