– Не так, как остальные? Не понимаю. Неужели все одноклассницы оказались блондинками? – Чем еще можно отличаться?

Джейн покачала головой.

– Дело в том, что в детстве я была толстой. Мама называла меня полненькой, но слово «толстая» куда точнее соответствует правде.

Гаррет выпрямился. Новость не укладывалась в сознании. Джейн? Прелестная, умная, забавная, ироничная Джейн была толстухой?

– Не может быть.

– Уверяю вас, что это чистая правда. – Она снова вздохнула.

– И мама называла вас полненькой?

– Очень часто. Считала слово добрым.

– Ничего доброго в нем нет. – В голосе послышалось откровенное негодование.

– Понимаете, в детстве я ела еще больше кексов, чем сейчас. К тому же тогда они не таяли, потому что привычка к долгим ежедневным прогулкам еще не выработалась. Боюсь, что, пока нога заживет, успею снова округлиться.

Гаррет все еще пытался представить Джейн дородной девочкой. Да, на балах она всегда предпочитала держаться в тени и не стремилась ни к вниманию, ни к успеху: таков был сознательный выбор.

– Вы сказали, что другие дети… насмехались над вами?

Джейн намотала на палец завиток рассыпанных по плечам темных волос, и Гаррету вдруг захотелось сделать то же самое.

– Немилосердно дразнили, – подтвердила она. – Поэтому учиться дома оказалось намного приятнее. С тех пор насмешки сыпались только тогда, когда приходилось вместе с мамой выходить из дома, да еще по воскресеньям в церкви.

Гаррет порывисто наклонился и недоверчиво переспросил:

– Даже в церкви?

– Ах, конечно! Быть толстым ребенком – тяжкий грех.

– Неправда, – твердо возразил Гаррет и посмотрел ей прямо в глаза.

Джейн отвела взгляд и нервно засмеялась.

– Скажите это тем детям. Полагаю, все они выросли отвратительными людьми. Некоторых иногда встречаю, и до сих пор всякий раз хочется от них спрятаться.

– Спустя годы? – голос все еще звучал напряженно.

– Да. Знаете, что в этой истории самое гадкое? – Джейн невесело улыбнулась.

– И что же?

Она забавно сморщила нос.

– То, что при воспоминании о детстве мне хочется съесть еще больше кексов.

Гаррет импульсивно наклонился и взял ее за руку.

– Глупые дети ничего не понимали. Вы прекрасны!

Джейн грустно вздохнула, медленно освободила ладонь и положила на колени.

– Вот почему книги стали моими лучшими друзьями. Они никогда не дразнят, всегда готовы помочь и не обращают внимания, сколько кексов ты проглотила.

Гаррет взглянул на пышный букет: на белом одеяле сирень казалась необыкновенной.

– Вместо цветов надо было принести вам кексы.

Джейн рассмеялась.

– Хорошо, что вы этого не сделали. – Она коротко взмахнула рукой. – Но достаточно о печальном прошлом. Пора побеседовать об отвратительных людях. Скажите, миссис Лэнгфорд интересовалась моей участью?

Гаррет покачал головой.

– Только осведомилась, сможете ли вы появиться на свадьбе. Я заверил, что непременно сможете.

– Не сомневаюсь, что безутешная вдовушка в восторге от всего, что произошло. – Сарказм вернулся с прежней энергией и остротой.

– Был бы рад, если бы ее здесь вообще не было, – пробормотал Гаррет.

Джейн посмотрела серьезно.

– По-моему, миссис Лэнгфорд видит во мне досадное препятствие на пути к желанной цели. Вы сказали, что она вам не любовница. В таком случае кто же, Гаррет?

Апплтон шумно выдохнул. В устах Джейн собственное имя прозвучало магически, но как случилось, что разговор принял столь опасный оборот?

– Сложно объяснить.

Джейн слегка кивнула.

– Но это… не интимные отношения?

– Нет, ничего подобного. Изабелла – вдова Гарольда, и этим все сказано.

– Но в то же время явно стремится к большему, – заметила Джейн. – А вы хотите большего?

В голосе прозвучало сожаление. Искреннее или показное?

– Нет. Просто посылаю ей… – Гаррет осекся, замолчал и продолжил уже по-другому: – Чувствую ответственность перед Гарольдом, и ничего больше.

Джейн кивнула.

– Понятно. Вы ей помогаете, а она воспринимает доброту как намек на ухаживание.

– Не думаю, что каким-то образом подвел ее к этой мысли, дал повод на что-то надеяться. Государство не заботится о вдовах военных, поэтому я горячо поддерживаю новый законопроект Свифтона.

– Благородное начинание, – пробормотала Джейн и снова посмотрела прямо в глаза. – Что же произошло, Гаррет? В момент гибели Гарольда вы были рядом с ним?

Апплтон не ответил. Что-то невнятно пробормотал насчет адской войны и поспешно ушел. Но Джейн не сомневалась, что о смерти друга он знает значительно больше, чем готов сказать, и это знание связывает его с вдовой Гарольда Лэнгфорда.

Относительно несчастного падения с лошади у Джейн тоже имелись кое-какие подозрения. Она заметила, как лакей миссис Лэнгфорд зашел в конюшню, и спросила себя, не сделал ли тот что-нибудь с седлом? Повредить седло соперницы, а потом вызвать ее на состязание – замысел предсказуемый, не так ли? Разумеется, доказать что-то, не выдвигая прямого обвинения, невозможно. Джейн подумала, что заслужила наказание за слишком скорое согласие. Нельзя было доверяться этой коварной женщине. Ни на миг. Подобной ошибки она никогда больше не совершит.

Джейн вызвала звонком горничную, попросила поставить букет в воду и вернулась к прерванному чтению. Свободного времени оставалось совсем немного: во второй половине дня должна была приехать мама. Хотелось верить, что план относительно неуловимой миссис Банбери оправдает надежды. А что касается скандала, то теперь идея казалась невероятно опасной. От скандала лучше воздержаться: пусть свадьба Кассандры и Джулиана пройдет в мире и согласии.

К счастью, ближе к вечеру Джейн уже начала понемногу ходить. Нога еще болела и время от времени требовала отдыха, но постельный режим уже исчерпал себя.

После охоты стали съезжаться те из гостей, которых пригласили исключительно на свадьбу. Вместе с родителями Джейн и родителями Люси появились лорд и леди Оулдридж. Леди Мэри Апплтон – матушка Гаррета и в то же время родная тетушка Люси – ворвалась в дом, принялась обнимать всех подряд и уверять, что дорогая Кассандра никогда еще не выглядела столь прелестной. Не заставили себя ждать братья Дерека – Адам и Колин Ханты, – а также лорд Беркли, один из ближайших школьных друзей Гаррета, с которым все познакомились прошлым летом в Бате.