Знаю – он поймет. Он – человек добрый и умный, и семья для него всегда на первом месте. Была и есть. Все так. Ну а если все же не поймет? Если решит – довольно! лимит исчерпан! я устал жить с женщиной, которая сперва жалуется на депрессию, а потом, на то, что ее бросил любовник.

Рыдания стихают, и я обретаю способность соображать. Меня ждет работа, и не могу же я целый день провести в этом переулке, по обе стороны которого свиты счастливые семейные гнездышки, а на дверях кое-где уже висят новогодние гирлянды, а по тротуару вперед и назад ходят люди, не замечая, что я сижу здесь, смотрю, как рушится мой мир, – и ничего не могу поделать.

Мне надо подумать. И составить список приоритетов. Неужели в ближайшие дни, месяцы и годы я смогу с успехом притворяться, что я – любящая и преданная жена, а не раненое животное? Да, самодисциплина никогда не была моей сильной стороной, но нельзя же в самом деле вести себя как помешанная?!

Вытираю слезы, смотрю вперед. Можно ехать? Нет, еще не пора. Подожду еще немного. И если есть хоть малейший резон радоваться тому, что произошло, он – в том, что мне нестерпимо стало жить во лжи. О многом ли догадывается мой муж? Умеют ли мужчины отличать притворный оргазм от настоящего? Может быть, и умеют, но как мне узнать это?

Вылезаю из машины, плачу за парковку (больше, чем надо) и таким образом получаю возможность идти куда глаза глядят. Звоню в редакцию и наскоро придумываю уважительную, как говорится, причину своему опозданию – у старшего сына расстройство желудка, и я должна отвезти его к врачу. Шеф принимает это за чистую монету: ведь в конце концов швейцарцы не лгут.

А я вот лгу. Лгу постоянно. Я потеряла самолюбие и сама не знаю, куда ступаю. Швейцарцы обеими ногами крепко стоят на земле. Я витаю в облаках. Швейцарцы умеют решать свои проблемы. А я, неспособная решить свои, создала ситуацию, где получила идеальную семью и совершенного любовника.

* * *

Иду по этому городу, так любимому мной, по городу, который, если не считать туристических достопримечательностей, будто застрял в пятидесятых годах прошлого века и даже не думает осовремениваться. Холодно, но, слава богу, ветра нет, и потому вполне терпимо. Пытаясь отвлечься и успокоиться, захожу в книжный магазин, в мясную лавку, в одежный бутик. И всякий раз, выходя снова на улицу, чувствую, как ледяной воздух остужает жаровню, в которую я превратилась.

Интересно, можно ли научиться любить того, кого надо. Ну конечно, можно. Беда в том, что сначала надо забыть того, кого любить не надо, – того, кто вошел без спроса, потому что проходил мимо и увидел открытую дверь.

Чего же все-таки я хочу от Якоба? Я ведь с самого начала знала, что наши отношения обречены, хотя, конечно, и представить не могла, что разрыв будет столь унизительным. Может быть, хотела именно того, что получила, – дарующее радость приключение? А может быть, хотела чего-то большего – жить с ним, помогать делать политическую карьеру, оказывать поддержку, которую, судя по всему, не оказывает ему жена, дарить нежность – помнится, в одну из наших первых встреч он посетовал, что лишен ее. Вырвать его из дома, как вырывают цветок с чужой клумбы, пересадить на свою – забыв при этом, что цветы не переносят такого обращения.

Ревность волной накатывает на меня, но на этот раз слез нет: я чувствую только бешенство. Останавливаюсь, присаживаюсь на автобусной остановке. Смотрю и смотрю, как мимо снуют прохожие, погруженные в свои миры – такие крохотные, что вмещаются в экранчик сотового телефона, в который они всматриваются и вслушиваются.

Подъезжают и отъезжают автобусы. Люди вылезают торопливо – может быть, потому что холодно. Другие садятся медленно, словно нехотя, как будто не желают добраться до дому, до работы, до школы. Однако никто не выказывает ни радости, ни злости, никто не печалится и не ликует: все они механически исполняют предназначение, которое мироздание определило им при появлении на свет.

Спустя какое-то время мне удается совладать с расходившимися нервами и немного успокоиться. Я сумела кое-как определить составные части моей душевной головоломки. Одна из них – причина этой ненависти, которая то накатывает на меня, то отпускает – вроде как эти подъезжающие и отъезжающие автобусы. Дело, вероятно, в том, что я потеряла самое важное из всего, что было в моей жизни, – семью. В битве за счастье я потерпела поражение, и это не только унижает меня, но и не дает разглядеть, что же там впереди.

А муж? Мне надо будет сегодня же вечером откровенно поговорить с ним, во всем признаться. Мне кажется, что такой разговор – каковы бы ни были его последствия – освободит меня. Я так устала лгать ему, шефу, самой себе.

Но сейчас думать об этом не хочу. Ревность, вытесняя все остальное, поглощает мои мысли. Не могу подняться с этой скамейки на автобусной остановке – тяжелые невидимые цепи будто приковали меня к ней.

Марианна в постели с мужем, который проделывает с нею то же, что делал со мной, любит слушать рассказы о его похождениях – так, что ли, надо понимать ее слова? Когда в нашу первую встречу он выложил презерватив на столик у кровати, я должна была понять, что у него есть другие женщины. И по его манере обращаться со мной – что я всего лишь еще одна. И сколько раз я выходила из этого проклятого отеля, твердя себе, что никогда больше не увижу Якоба, – и отчетливо сознавая, что это очередная ложь самой себе и что, стоит ему позвонить, я буду готова к свиданию там и тогда, где он скажет.

Да, все это было мне известно. И я пыталась убедить себя, что хочу всего лишь секса и приключения. Но ведь это неправда. Сейчас сознаю, что, сколько бы ни отрицала это бессонными ночами и пустыми днями, я влюблена. Влюблена отчаянно, без памяти.

Не знаю, как быть. Предполагаю – да нет, совершенно уверена – что всех, кто состоит в браке, втайне тянет, как говорится, на сторону. Запретный плод, как известно, сладок. И придает жизни особенный вкус. Однако мало кто идет дальше, решаясь на настоящую связь: по статистике, приведенной в какой-то газете, – только каждый седьмой. И, наверно, лишь каждая сотая позволяет себе увлечься вымыслом, химерой, фантазией – как это сделала я. Для большинства это – легкое увлечение, из разряда тех, когда сразу знаешь, что оно будет непродолжительно. Немного эмоции, чтобы сделать секс ярче и услышать в миг кульминации «я люблю тебя». И ничего, кроме этого.

А вот интересно, как бы я отреагировала, узнав, что мой муж завел себе любовницу? Да, наверно, серьезно бы отреагировала. Сказала бы, что жизнь несправедлива ко мне, что я, наверно, уже ничего не стою, что постарела, и устроила бы, надо думать, скандал, и, не переставая, плакала бы от ревности, а на самом деле – от зависти: он вот смог, а я – нет. И хлопнула бы, наверно, дверью, забрала детей и уехала к родителям. Месяца два-три спустя пожалела бы о своем решении и начала бы, наверно, подыскивать какой-нибудь предлог вернуться, воображая, что и он мечтает об этом. Через четыре месяца всерьез испугалась бы возникшей перспективе начинать жизнь заново. Через пять – готова была бы попросить его все забыть «ради детей», но поздно: он уже наверняка жил бы с любовницей, молодой, красивой, брызжущей энергией и сумевшей вернуть ему радость бытия.