– О! Давайте их сюда! – всполошился Марк и долго рассматривал их, а потом, вложив в дело, пробормотал: – А почему, собственно, вы не остались в Австрии?.. Что, тоже не понравилось?.. Или как?..

Савченко-мама простодушно захлопала чернильными ресницами:

– Да не знаю уж… Сюда уж решили ехать, юрист сказал: «Езжай в Неметчину, там всех принимают и социалку хорошую дают…»

– Вот-вот, всех принимаем и деньги на ветер бросаем. – Марк злобно переложил на столе папки и ручки. – Мы самые глупые, как всегда. Значит, после Италии вы спокойно вернулись домой?

– Вернулись. Но жизни уже не было. После дочи они добрались до моего отца, избили его, вот справка… – она поправила шиньон двумя руками, вздохнула, с хрустом потерла под столом ногу о ногу. – Как папу избили, так я кафе за бесценок продала и к юристу поехала в Киев. Он мне говорит: «Беги, Людка, пока время есть. Пес Кучма тебя в покое не оставит. Он еще долго сидеть будет и еще сильнее людей жрать, собачий сын! Беги в Неметчину, там помогут! Ты за правое дело пострадала. Обязательно помогут». Я визы взяла – и сюда.

– Как ехали?

– На автобусе.

– Какой марки, фирмы?.. Большой, маленький?.. Какого цвета?

Савченко-мама завздыхала:

– Да не упомнить… Синий был, кажись… Не очень большой… В Венгрии через границу не пустили, что-то не так было…

– У кого: у вас?

– Нет, у водителя. У нас все в порядке было. Паспорта, визы.

– А какие визы у вас были, если не секрет?

– Зеленые, что ли. Я уж не знаю точно. За деньги сделали в Киеве.

– За сколько?

– Пятьсот долларов за три визы. На поезде до Вены доехали. На вокзале три дня сидели, пока с какой-то женщиной не познакомились.

– Как звали?

– Ириана, что ли. Или Ариадна. Светлая такая, немка или австрийка. У ней и жили в доме.

– Какой был дом?

– Двухэтажный. В лесу стоял.

– Что рядом было?

– Ничего. Город.

– И реки не было?

– Нет, не было.

Марк усмехнулся и заметил в мою сторону:

– Даже такие элементарные детали не могут обговорить. Муж говорит – река была, она – не было. Дальше!

– Потом эта бесовка все у нас украла – билеты, мол, куплю – и пропала. Сын заболел, муж в город ходил, лекарство покупал… Муж нашел одного типа, русского, он за часы и деньги и перебросил нас в Германию.

– Сколько заплатили?

– Не знаю, муж расплачивался.

– Он говорит по-другому, – поморщился Марк. – Какая машина была? На чем ехали?

– Маленькая, еле чемоданы влезли.

Марк протер очки бархоткой.

– Послушайте, дорогая, почему вы морочите нам голову? Ваш муж говорит – приехали на грузовике, вы говорите – на маленькой машине…

– Ну да, маленький грузовик…

– Так, хватит. Полное несовпадение фактов. Мне картина в основном ясна. – И он значительно посмотрел на меня. – Теперь последний вопрос беженке: сформулируйте вашу просьбу о предоставлении вам политического убежища. Иначе – почему вы просите нас об этом?

Савченко-мама, сидевшая до этого мешком, приподнялась и произнесла с запинками:

– Прошу спасти меня и мою семью от верной гибели в лапах собаки Кучмы и его бандитов! Нет жизни там никому! Насилуют и убивают! Убивают и насилуют! Помогите, защитите!

(А до меня вдруг дошло, почему она явилась в мини-юбке – чтобы столько раз быть «зверски» изнасилованной, надо, чтобы объект насилия выглядел бы более-менее привлекательно, насильники тоже люди… а юбка сейчас тут – как бы косвенное доказательство).

– Других причин нет?.. Отлично, так и запишем. Подождите в приемной, пока перепечатают протоколы.

Она шумно начала прощаться, вылезать из-за стола, задела ножку, стол дернулся, с него чуть не слетела вазочка с дешевыми конфетками, которые все время мозолили мне глаза: кому нужны тут эти конфеты, которые не могут подсластить горькие пилюли, выдаваемые Марком?

Когда она вышла, Марк начал собирать бумаги, перематывать пленку.

– Дело ясное. Я думаю, этих людей мафия потеснила, доходное место отняла, вот они и будоражатся. Это надо же… Да если она кулаком даст – от насильника мокрое место останется… Да еще в «фиате»… Я вспомнил: этот «фиат» как-то по телевизору в хронике про ГДР видел, туда сесть невозможно, не то что такую здоровую бабищу изнасиловать… Да, долго сегодня работали, для вас был удачный денек.

– Дай бог здоровья собаке Кучме! Это он меня работой кормит! – засмеялся я, на что Марк тоже кисло улыбнулся:

– Да-да. И Кучма, и этот, как его, Лукушко… нет, Лукушенко, ну, белорусский президент, что на ходячее дерево похож, такой же дуб. От него, говорят, недавно генеральный прокурор и председатель суда в Америку убежали. Про эскадроны смерти рассказывают. А какие там эскадроны?.. Два-три наемных убийцы – и все. Таких у каждого президента всегда парочка под рукой. Вот этого белорусского прокурора или судью можно было бы принять, они много чего интересного знают, а этих кафешников зачем?.. – Марк указал рукой на дверь, из-за которой раздавались поносные стоны кофеварки. – Зачем они нужны?.. Если есть квота и если уж брать беженцев, то с пользой для Германии, а не всякую шушеру. Чуть не изнасиловали… Немного беременна… Что за чушь?.. Вот ваш обходной лист, перерыв на полчаса, а потом прочтите им обратный перевод с листа, чтобы под своими бреднями подписались.

Я спустился на перекур. Заглянул в приемную – тихая семья Савчуков стояла возле проходной и что-то пыталась втолковать привратнику. Бирбаух не понимал, чего от него хотят. Выяснилось, что мальчик очень хочет взять с собой грузовичок. Я перевел, привратник махнул рукой:

– Конечно, пусть берет, ребенок же!.. Эх!.. – И в глазах у него показалась неожиданная слеза. – Несчастные люди! По миру ходят! Бери, бери! Вот еще конфета!.. – (У него в столе всегда лежали сладости для детей, которые он, если не было детей, съедал сам в процессе дня.)

Белобрысый мальчик тихо расцвел от счастья, радостно вздохнул и, прижав к груди грузовичок с конфетой, пошел к дверям. Родители двинулись за ним.

– Далеко не уходите. Скоро протоколы читать и подписывать надо, – предупредил я их.

– Нет, нет, мы только туточки постоим, никуда не уйдем, – заверила меня мама, поворачиваясь всем корпусом и обдавая волной пота. – Спасибо за помощь!

Я вернулся в комнату переводчиков, вышел на балкон. Тихое семейство стоит у кромки дороги и смотрит на лес. Савчук-папа что-то говорит, мамка слушает. А мальчик вдруг поворачивается, видит меня и машет свободной рукой – в другой зажат заветный грузовичок. А конфета уже съедена.

Дорогой друг, слышал ли ты, что где-то в Туле создана ПАА, то есть «Партия активных алкоголиков»?.. Не всяких там анонимных хлюпиков, а крепко пьющих людей, которые закладывают по идейным причинам, из принципа: «пьющий – хороший, а непьющий – плохой». Об этой партии рассказал мне тут один парень, Шаломчик (из контингента «вечных беженцев»). Раньше он жил в Туле и перед отъездом успел стать членом этой очень веселой партии, при вступлении в которую новый член ставит ведро коньяка и ящик закуски, а потом платит помесячно взносы пивом или водкой.