Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На дом задавали длинный текст о Лондоне с массой новых слов, и Алла Сергеевна сразу вызвала Фиму Королева. А у Фимы голова была занята совсем другим, он начал читать, на второй фразе завяз, засох и завертел головой, надеясь услышать чью-нибудь подсказку. Но подсказывать было некому. Мила Руткевич не подсказывала принципиально. Юлька была на Фиму зла, а другие, которые могли бы подсказать, ещё не включились в урок — смотрели в окно, где летали скворцы, раскрывали книжки, глазели на Алису, думали о своих делах…
— Ну что же, Королев? — спросила Алла Сергеевна ангельским голосом. — География Лондона вам мало знакома?
Сказала она это, разумеется, по-английски, и Королев, который все внимание ухлопал на то, чтобы услышать подсказку, ничего не понял и сказал «да». Он вообще считал, что с учителями лучше всего сразу соглашаться.
— Кто поможет Королеву? — спросила Алла Сергеевна.
Мила Руткевич, разумеется, подняла руку, потому что она всегда и все знала. Она была из таких отличниц, про которых говорят, что они с первого класса нацелены на золотую медаль. И учителям даже неудобно было ей ставить четвёрки. Её вызывали реже всех в классе — что вызывать, если она и так все знает. Иногда учителя приберегали Милу на закуску: вот, например, попадётся трудная задача или формула, никто не знает, тогда можно сказать: «Руткевич»
— и Руткевич тут как тут. А если уж Руткевич не ответила, значит, можно никого и не спрашивать. Вот и сейчас — Руткевич подняла руку, но Алла её вызывать не стала, а спросила:
— Ну, а ещё кто-нибудь?
Алиса в это время сидела и читала текст без словаря, будто для собственного удовольствия, хотя, как известно, тексты в учебнике ни один человек не читает для собственного удовольствия.
— Садовский, — сказала Алла, — ты сегодня задумчивый. Может, расскажешь нам о Лондоне?
— Нет, — сказал, поднимаясь, высокий темно-рыжий парень с белым веснушчатым лицом.
Был он не то чтобы толстый, но и не тонкий, скорее мягкий. Его голубые глаза были окружены рыжими густыми ресницами. И говорил он серьёзно и медленно — казалось, что он всегда секретничает, даже когда отвечает домашнее задание.
— Нет, — повторил он печально. — Я не смогу ответить. Это совершенно исключено.
— Постарайся выразить свою мысль по-английски, — попросила Алла, которая давно уже знала все штучки Садовского.
— Это он? — спросила Юлька, которая сидела за Катей Михайловой.
Алиса, не оборачиваясь, отрицательно покачала головой. Такого рыжего человека вряд ли нужно искать. Если бы он забирался в будущее, и пираты и Алиса отыскали бы его в два счета.
— Я по-английски не смогу, — сказал ещё более печально Садовский. — Я не выспался.
— Почему?
— Я провёл ночь в милиции, — сказал Садовский. — Я был арестован, и за дело.
— Что же ты натворил?
— Как всегда, — сказал Садовский, — я заботился о людях. Этого не поняли.
— Конкретнее, — сказала Алла. И нахмурилась.
— Я пожалел тёк, кто гуляет парочками по лесу в Сокольниках. Им не на чём посидеть. Все скамейки стоят на нашем бульваре.
— Очень похвально, — сказала Алла. — Садись.
— Сейчас, только доскажу, а то вы меня неправильно поймёте. Как и милиция. Я решил посвятить ночь заботе о людях. Я носил скамейки с Гоголевского бульвара в ближайшие леса. Я успел перенести девяносто три скамейки. И когда я, чтобы ускорить дело, взял сразу две скамейки, меня остановил на Смоленской площади милиционер и отвёл в милицию. Остаток ночи я переносил скамейки обратно. Это очень трудно. Каждая скамейка весит около ста двадцати килограммов.
Алла покорно выслушала все и сказала:
— Вот что, Садовский. Если ты мне эту трогательную историю сможешь пересказать, хотя бы вкратце, по-английски, ты спасён. Если нет — получаешь двойку. Подумай.
Садовский думал целую минуту. Потом вздохнул и сел.
— Отказываешься? — спросила Алла, отыскивая в журнале его фамилию.
— Я забыл, как по-английски скамейка… И ещё несколько слов.
Люди, которые не знали Колю Садовского, могли бы подумать при встрече с ним, что он лгун. Ничего подобного. Просто у Садовского было странное воображение. Оно его уносило в фантастические дали, и он сам не знал, где правда, а где ложь. Воображение часто ставило его в дурацкое положение, а порой приводило к неприятностям. И учился он так себе, хотя мог учиться неплохо. Иногда ему казалось, что он все уроки уже сделал на неделю вперёд, хотя в самом деле такого с ним ни разу не случилось.
Нет, подумала Алиса, он в будущем не был. И не только потому, что он был рыжим. Он бы, наверно, решил, что будущее ему только приснилось, и всем бы рассказал о нём.
Следующей своей жертвой Алла Сергеевна выбрала Катю Михайлову. Катя хорошо учится, но на этот раз её мысли были заняты кубком Дэвиса по теннису, и она отвечала вяло, кое-как, а когда Алла перебила её и спросила, что же представляет лондонский Тауэр, Катя сказала:
— Тауэр — это башня.
— Какая башня? — спросила Алла.
Катя пожала плечами. Не все ли равно, какая там башня!
— Кто дополнит? — спросила Алла.
— Тауэр — это замок, — сказала Алиса, не поднимаясь с места.
Она сказала это по-английски, и все удивились, потому что никто не ожидал, что новенькая станет отвечать.
— Встань, когда отвечаешь, — сказала Алла.
— Что? — Алиса не поняла.
— А разве у вас в школе не встают, когда отвечают урок? — спросила Алла.
— Нет, — сказала Алиса, — у нас не встают.
В классе засмеялись, но Алла сделала вид, что её это не касается, и сказала:
— Тем не менее встань.
Алиса встала и стала рассказывать по-английски про замок Тауэр, в котором раньше жили английские короли, и про реку Темзу, которая течёт у этого замка.
— Ой, — прошептала Юлька своей соседке Кате Михайловой, — она по-английски лучше говорит, чем Алла!
— Очень хорошо, — сказала Алла, когда Алиса кончила говорить. — Селезнева может служить вам примером. Ты, Алиса, изучала английский язык вне школы?
— Да, — сказала Алиса. — Языки я изучала до школы.
— Ты знаешь и другие языки?
— Я не очень способная, — сказала Алиса. — Я знаю только восемь языков.
— Какие? — спросила Алла.
В классе стояла гробовая тишина. Смысл разговора был ясен всем, даже самым отстающим.
— Немецкий, финский, чешский, французский, хинди, китайский… японский и… и ещё один.
— Ух ты! — сказал Фима Королев. — Скажи нам что-нибудь по-японски.
Все зашумели, стали просить Алису… только одна Мила Руткевич была недовольна, потому что в этот момент она перестала быть первой ученицей в классе, а это неприятно.