В Хитроу царил полнейший хаос. Тысячи поклонников прибыли сюда из всех уголков страны, и многим, кто намеревался в этот день вылететь из аэропорта по своим делам, пришлось перенести дату. Кричащие, рыдающие девушки держали развернутый транспарант со словами «Мы вас любим, Битлз!», их с трудом удерживало почти такое же количество полицейских, сцепившихся руками в длинную шеренгу. Нас провели в зал, где уже собралась толпа журналистов, которые, заметив меня, попросили нас с Джоном сфотографироваться вместе. К моему удивлению, Джон, который обычно старался держать меня и Джулиана подальше от прессы, вероятно, поддавшись всеобщему ажиотажу, согласился.

Через несколько минут мы уже были в самолете. На трапе, перед входом в салон, «Битлз» еще раз помахали провожавшим их фанатам, заполнившим верхние этажи здания аэропорта.

Я до тех пор не видела такого количества поклонников в одном месте и не понимала, как ребята себя чувствовали перед огромной массой орущих людей. Это завораживало, заражало, сводило с ума и казалось чем — то нереальным: как такая толпа может стать единым целым в своем эмоциональном порыве — и все это во имя четырех молодых людей?

С нами вместе летели Брайан и два гастрольных менеджера «Битлз», Нил Эспинолл и Мэл Эванс. Мэла приняли на работу несколько месяцев назад, когда Нилу одному стало тяжело. Это был здоровенный, добродушный парень, работавший до того вышибалой в клубе «Пещера». Мэл всегда ладил с ребятами, и, когда возникла необходимость еще в одном помощнике, они обратились к нему. Он решал вопросы транспортировки оборудования, его установки и демонтажа на концертах, в то время как Нил отвечал за транспорт, питание и прочие бытовые вопросы. По крайней мере, в теории было именно так. На практике же оба делали все, что ни потребуется, от безопасной доставки ребят к самолету до покупки бутербродов, когда те были голодны.

В самолете находились также несколько десятков журналистов и фотографов, в том числе группа репортеров из газеты Liverpool Echo. Атмосфера больше напоминала вечеринку: шампанское лилось рекой, общее возбуждение нарастало по мере приближения к границе Соединенных Штатрв. Ребята понимали, что, если они добьются здесь успеха, это будет выше всяких похвал и ожиданий. «С другой стороны, — шутил Джон, — если мы им не понравимся, всегда можно развернуться и улететь домой». Однако все мысли о возвращении домой у нас моментально улетучились, как только, приземлившись, мы посмотрели в иллюминаторы. У одного Джона хватило сил высказаться: «Черт, вы только гляньте на это!» С отвисшими челюстями мы наблюдали толпу из нескольких десятков тысяч тинейджеров, которые распевали гимн: «Мы любим Битлз, о да, да, да!» Это была та же битло — мания, но еще более дикая, неистовая, всепоглощающая. Из всех нас только Брайан оставался невозмутимым и спокойным, отдавая последние распоряжения.

Когда открыли боковой люк, в салон самолета хлынул оглушительный рев приветствовавших нас людей. Ребята еще не успели ступить на американскую землю, а уже завоевали тысячи сердец. В здании аэропорта «Битлз» препроводили в зал, где должна была состояться самая большая в их жизни пресс — конференция, в которой принимали участие десятки представителей пишущей прессы и телевизионных компаний. Стоял такой шум, что Джону пришлось подойти к микрофону и призвать всех заткнуться. Вопросы посыпались один за другим. Как обычно, ребята непрерывно сыпали остротами: «Какая у вас самая большая мечта?» — «Прилететь в Америку». «Что бы вы хотели взять с собой на память домой?» — «Центр Рокфеллера». «Как вы относитесь к Бетховену?» — «Он мне нравится, особенно его стихи», — выдал Ринго с невозмутимым лицом.

После пресс — конференции «Битлз» проводили к лимузинам, и в огромном роскошном «кадиллаке» мы проследовали в центр Нью — Йорка, где нас должны были разместить в шикарном отеле «Плаза». Пока мы с Джоном рассматривали город через окно автомобиля, по радио сообщили о прибытии «Битлз». Все улицы были охвачены коллективным безумием: тысячи поющих и визжащих девиц — подростков в гольфах встречали нас, размахивая битловскими париками, флагами, фотографиями и майками с изображениями четверки. Красные от напряжения полицейские еле сдерживали натиск толпы, пока мы медленно приближались к отелю.

В отеле нам отвели потрясающий номер люкс, четыре спальни которого выходили в просторную общую гостиную. Когда мы посмотрели через окно на улицу и увидели, что все внизу запружено толпами народа, нам сразу стало понятно, что так просто погулять по городу нам не удастся. За дверью номера круглые сутки дежурили менеджеры отеля и охранники. Внизу, в вестибюле, тоже стояла охрана, отлавливавшая ушлых фанатов, которым удавалось проникнуть через кордон на входе в отель. Получалось, что мы здесь находились, по сути, на правах пленников. Телефон постоянно звонил, ребят все время просили о встречах или интервью. Телеграммы, одна из которых была от Элвиса Пресли, а также письма, открытки и подарки от поклонников доставлялись к двери номера. Находиться даже в коридоре, перед номером было сопряжено с неожиданностями. Однажды, например, мы наткнулись на фотографа, проскочившего через все заслоны охраны. Заметив его, Джон набросил на нас сверху свой плащ и, укрывшись им, мы проникли в наши апартаменты.

Когда нам нужно было выехать из отеля, нас выводили окольными путями через боковые двери здания, мы прыгали в поджидавший нас лимузин и, уже сидя в нем, медленно продвигались вперед, рассекая толпу. Меня предупредили, что я должна немного подождать сзади, пока ребята проникнут в авто, и лишь потом выдвигаться сама. Но однажды получилось, что я так чуть не осталась в отеле, поскольку, как только они с Брайаном проскочили и сели, толпа прорвала оцепление, хлынула к машине и отрезала меня от них. Я пережила несколько жутких минут, пока Джон не докричался до полицейских, объясняя, кто я. Они на руках перенесли меня через толпу и забросили в лимузин. Сочувствия от Джона я не дождалась. «В следующий раз будь порасторопнее: они могли запросто раздавить тебя», — раздраженно бросил он.

Ребята выступили на телевизионном шоу Эда Салливана на третий день после нашего приезда. Программу смотрело рекордное на то время количество телезрителей — 74 миллиона. Бедный Джордж чувствовал себя очень плохо и был вынужден периодически принимать таблетки от простуды. Газеты тем не менее не пожалели ни хвалебных слов, ни печатных полос, описывая это выступление. Америке нравилось все, что делали «Битлз», включая их не всегда тактичные шутки. Джорджа спросили, кто будет занят в главной женской роли в их готовящемся к съемкам фильме A Hard Day's Night, на что он невозмутимо ответил: «Хотим попробовать нашу королеву».

На следующий день мы все отправились поездом в Вашингтон, где «Битлз» должны были дать концерт в зале Coliseum. И здесь на вокзале нас приветствовала огромная толпа народа. Как и почти все концерты группы, этот я также наблюдала из боковых кулис, где были превосходно слышны истошные вопли публики, куда нещадно светили прожектора и откуда было почти невозможно слышать их игру, заглушаемую ревом зала. Конечно же, всех четверых это расстраивало: ведь люди приходили послушать их музыку, однако их же собственный оглушительный крик этому мешал.

В Вашингтоне Брайан убедил ребят принять приглашение от британского посла в Соединенных Штатах и прибыть на обед, устроенный специально в их честь. Такие проявления внимания со стороны власть имущих и толстосумов обычно настораживали ребят, в особенности Джона. Он чувствовал, что те лишь притворяются, что любят «Битлз», а на самом деле презирают их как неотесанных безродных выскочек. На прием никто из них особенно не рвался, но все же их удалось убедить, что отказ будет выглядеть недипломатично.