Парень стал нажимать кнопки, активируя режим просмотра видеозаписи, потом, повернув ко мне голову, спросил:

– Какой день вас интересует?

Я упер руки в спинку стула и слегка отклонил голову, чтобы было лучше видно экран монитора.

– Прошедший вторник… примерно от девяти сорока пяти до десяти пятнадцати.

– А говорил, хочешь посмотреть кусочек видеозаписи на пять минут, – ухмыльнулся Мурзабек и покосил на меня круглый глаз, проверяя мою реакцию.

– Так мне и одной минуты просмотра хватит, – в свою очередь, хмыкнул я. – Просто тот человек, что мне нужен, должен появиться или не появиться примерно в названный мною промежуток времени…

Наконец, парень отыскал нужный фрагмент видеозаписи и включил просмотр. Камера была установлена на том самом пятачке при входе-выходе магазина, где сейчас маялся охранник – племянник Мурзабека. В то же время, когда проводилась запись, секьюрити там не стоял, оно и понятно – по утрам покупателей мало, так что следить за порядком у входа нет необходимости.

Пялиться в экран монитора, где виден пустой холл магазина, не очень-то интересное занятие, и я потребовал:

– Давай-ка, друг, посмотрим на убыстренной прокрутке. Меня интересуют мужчины за тридцать лет.

Парень послушно нажал на какую-то кнопку, и по экрану забегали редкие покупатели. Некоторые из них входили в магазин, некоторые выходили, но все преимущественно пенсионеры, которые обычно и составляют утренний контингент торговой сети: именно они по утрам закупают продукты для семьи, пока дети и внуки на работе да в школе. Наконец показался мужчина, и видеооператор отпустил кнопку ускоренной перемотки. Запись пошла в обычном режиме, и можно было разглядеть промелькнувшего мужика. Нет, не Малютин, этот явно старше него, хуже одет, да и по всему видать – забулдыга, пришедший купить на опохмел бутылку дешевого пойла. Народ стал появляться чаще, и я попросил парня пока не пользоваться кнопкой ускоренной перемотки.

Стоп! А вот, кажется, и Малютин. Во всяком случае, похожий на него мужчина в костюме вошел в магазин и тут же пропал с экрана монитора, отправившись в торговый зал. Я отметил время его появления в магазине 09.55.

– Ну-ка, земляк, – обратился я к парню, сидевшему за аппаратурой, – покажи-ка мне этого мужика еще раз.

Оператор без лишних слов перемотал видеозапись и вновь поставил ее в режим воспроизведения, причем в замедленном темпе. Я напрягся и, что называется, прикипел взглядом к экрану монитора. Опять на экране показался мужчина в костюме и с чубчиком, похожим на тот, что носил Малютин. Однако Евгений ли это, я сомневался – мужчина прошел мимо камеры с опущенным лицом.

– А можно проследить за передвижениями этого господина по вашему замечательному магазину? – поинтересовался я у парня.

Тот пожал плечами, что, очевидно, означало «можно», поколдовал с аппаратурой, и на экране монитора стала транслироваться запись с другой видеокамеры. Вот она зафиксировала, как мужик в костюме прошел вдоль ряда полок, разглядывая товар, выбрал печенье, бутылку минеральной воды и направился к кассе. Однако лица по-прежнему видно не было: мужчина ходил по магазину, не поднимая головы. Тем не менее парень-оператор просмотрел запись еще с одной видеокамеры и все же нашел кадры, где мужчина, покупая у кассы расположенные высоко на полке сигареты, потянулся к ним и поднял лицо. И тут я не сумел подавить горестного вздоха. Это был Малютин! На мониторе в строке, где фиксировалось время записи, стояли цифры – 10.05. Черт, похоже, я лишился последнего подозреваемого – красавчик в интересующее меня время действительно находился в магазине, а следовательно, к пропаже бриллиантов отношения не имеет!

– Все, спасибо! – сказал я, легонько хлопнув парня по плечу. – Все, что мне нужно было, я узнал. – Я повернулся к толстяку: – Идем, Мурзабек, проводи меня.

Мы вышли из комнаты, а потом и из коридора. Мурзабек, подобно большущему воздушному шарику, поплыл по торговому залу впереди меня, то и дело обеспокоенно оборачиваясь, очевидно, он побаивался, что я не отдам причитающийся ему гонорар. Не бойся, колобок, Игорь мужчина честный, никогда не обманывает.

У выхода я достал из кармана две тысячи и сунул Мурзабеку в руку. Тот спрятал деньги в карман. Прощаясь, толстяк протянул мне пятерню. На этот раз я ее пожал, а про себя удивился: неужели толстяк так и не задаст наверняка ужасно интересующий его вопрос? Но нет! Я, конечно, не знаток человеческой натуры, но кое-что в ней смыслю.

– А скажи, брат, – чуть смущаясь, промолвил колобок, – что это за мужик был на видеозаписи?

Я ухмыльнулся своей прозорливости, потом подмигнул и, приложив палец к губам, таинственно сказал:

– Тсс, Мирзабек! Об этом мужике никому не говори! Это известный русский террорист, принявший ислам. Мой тебе совет: если он еще раз появится в вашем магазине, не мешкая, зови на помощь сородичей, валите его на землю, вяжите и зовите полицию. Тебе за него большие деньги в качестве премии дадут… Ну, пока! – с этими словами я открыл дверь и вышел на улицу.

Кстати, пока шел по магазину, пригляделся к ценам. Они в «Грошике» вовсе не грошовые.

Весь день, пока у меня шли тренировки, а особенно в перерывах между ними и в «окнах», когда занятий нет, я раздумывал над тем, как мне поступить дальше. Приходилось все же признать, что сыщик из меня не получился, похитителей бриллиантов я не нашел. Самым разумным в сложившейся ситуации было бы поехать к Быстровой, отказаться от дальнейшего расследования и вернуть ей оставшиеся у меня от аванса деньги. Но я не хотел. И вовсе не потому, что было жалко незаработанных денег, просто я привык доводить начатое дело до конца, да и очень уж хотелось мне узнать, кто воришка в честной компании кукольников. Вот потому-то я и колебался в своем выборе: отказаться от расследования или продолжить его. Хотя чего уж там продолжать следствие, если уже перебрал всех возможных подозреваемых, а преступника среди них не оказалось. Впрочем, не так: не «не оказалось», а у всех подозреваемых на момент кражи имеется алиби… Но что по этому поводу говорят великие сыщики?.. Кажется, если на момент преступления у всех подозреваемых есть алиби, значит, у кого-то оно липовое. Вот только у кого? В своем частном расследовании я опирался на то, что преступление было совершено ровно в 10 часов утра. Но время в моем случае, такое зыбкое понятие. Что, если погрешность во времени составляет всего две-три минуты в ту или другую от 10 часов сторону? Скажем, в столовой у поварих часы отстают или бегут на пару минут, тогда повариха Олеся могла видеть воришку, входящего в кабинет Быстровой, не в 10, а без двух десять или в две минуты одиннадцатого. В этом случае алиби у многих рушится. Или вдруг охранник оказался неточным и на вопрос бабушки Саши Васильева, спросившей, сколько времени, ответил 10 часов, а на самом деле было без двух минут. Округляют же люди время, до пяти, десяти, пятнадцати, двадцати и так далее минут, когда их спрашивают, который час… Стоп, стоп, стоп! А если допустить, что все именно так и было? Что тогда? Хм… А тогда получается, что студенистый, покурив, вошел в «Теремок», затем в «гримерную», вышел через «балконную» дверь на другой стороне здания, а потом, прихватив кирпич для известной цели, заскочил в соседнюю дверь, ведущую в кабинет заведующей. Вот тогда-то повариха Олеся и заметила какого-то человека, вошедшего в кабинет Быстровой ровно в 10 часов утра. А что, интересная версия. Подобное вполне могло случиться.