Нам, сквозь призму двух столетий, Алексей Орлов представляется довольно типичным для восемнадцатого столетия смелым и одаренным авантюристом, обязанным своим головокружительным возвышением не менее, чем везению, своим незаурядным способностям и целеустремленности, удали, отваге, уму и сметливости, сочетаемым с неразборчивостью в средствах, жестокостью и решительностью, не останавливавшейся перед преступлением ради достижения высокого положения, богатства, славы…

Напомню, что Алексей Орлов был братом фаворита Екатерины II Григория и моложе его на три года, однако тот во всем следовал указаниям младшего брата. К его советам прислушивалась и императрица. Вплоть до возвышения Потемкина Алексей Орлов был всесилен, руководил политикой Петербурга, выполнял важнейшие дипломатические поручения – именно ему было поручено обезвредить авантюристку, известную под именем княжны Таракановой, что и было им самым коварным образом выполнено; он был душой борьбы с Оттоманской Портой, организатором действий русского флота и его побед в Средиземном море.

Вернувшись из Европы и поняв, что звезда Орловых померкла перед восходящим светилом Потемкина, Алексей Орлов тотчас покинул Петербург и отошел от государственных дел, к которым уже никогда не захотел вернуться, хотя Екатерина впоследствии пыталась вновь его к себе приблизить. Он зажил в старой Москве жизнью несметно богатого, удалившегося на покой вельможи.

В его подмосковной – постоянное шумное веселье, толпы гостей, роговая музыка, маскарадные выезды, самого графа частенько видят в одиночных санках, на знаменитом Барсе I, в малиновой бархатной шубе и при звезде… И сколь ни были современники приучены к расточительным прихотям и пышности екатерининского царствования, жизнь в Нескучном поражала их воображение.

Алексей Орлов сначала поселился в невзрачном деревянном доме, уступившем место зданию нынешней Первой градской больницы, так что Екатерина, посетившая его в свой приезд в Москву, попеняла: «Долго ли тебе жить в таком доме?» На что он ответил: «Изволишь знать, матушка, русскую пословицу – не красна изба углами, красна пирогами; у меня же их много по твоей милости!» Что и говорить, Екатерина без меры щедро наградила едва ли не главного пособника переворота 1762 года, давшего ей трон и избавившего от ненавистного мужа. Тогда поговаривали, что именно Алексей, сильный и ловкий, как медведь, расправился с тщедушным Петром III.

По смерти Алексея Орлова в 1808 году все состояние перешло единственной его дочери Анне. Подсчитано, что годовой доход двадцатитрехлетней графини достигал одного миллиона рублей. По этой цифре можно судить о количестве и размерах «пирогов», доставшихся от его «милостивицы», всю жизнь раздававшей деньги и земли с крестьянами, принадлежавшие казне.

Впрочем, Алексею Орлову и впрямь пришлось жить в скромном доме недолго. Земли по соседству с его владением, в том числе и дворец П. Демидова, были скуплены его братом Федором, умершим холостым в 1796 году и сделавшим своей наследницей племянницу – дочь Алексея. Тогда-то герой Чесмы поселился в доме Демидовых и завел праздники, конские ристалища и стал поражать москвичей своими затеями.

«После скачки перед беседкой графа Орлова, – пишет в своих известных записках Степан Жихарев, – пели и плясали цыгане, из коих один немолодой, необычайной толщины… в белом кафтане с золотыми позументами… После цыганской пляски завязался кулачный бой, в который вступая, соперники предварительно обнимались и троекратно целовались.

По окончании всех этих проделок граф сел с дочерью в подвезенную одноколку, запряженную четырьмя гнедыми скакунами в ряд, ловко подобрал вожжи и, гикнув на лошадей, пустился во весь опор по скаковому кругу и, обскакав его раза два, круто повернул на дорогу к дому и исчез как ураган какой».

Вид на Москву с Воробьевых гор в начале XIX века

Замечу, что запись относится к 1805 году, Орлову шел шестьдесят восьмой год. На народные гулянья он имел обыкновение выезжать со свитой разряженной челяди человек в сорок, сам, участвуя в бегах, надевал парадный генерал-аншефский мундир, увешанный орденами, упряжь сверкала золотом и драгоценными каменьями. Кстати, Алексей Орлов первый привез в Москву из Молдавии цыган и завел на них моду.

Мною выше упомянуто имя прежнего владельца дома – Демидова: о нем стоит сказать несколько слов именно в связи с Нескучным садом. Прокофий Демидов был сыном знаменитого уральского заводчика и богача Акинфия Демидова, однако меньше интересовался доставшимися ему по наследству заводами, чем садоводством, к которому пристрастился не в шутку. Начав с посадок яблонь и устройства цветников, он настолько увлекся делом, что собрал редчайшую ботаническую коллекцию и на своей даче по Большой Калужской улице разбил ботанический сад, по-нынешнему – дендрарий, – первый в России и, по отзыву академика Палласа, один из самых полных в мире. Этот ученый составил «Каталог растениям, находящимся в Москве в саду Его превосходительства действительного статского советника и императорского воспитательного дома знаменитого благодетеля П.А. Демидова».

На пяти террасах, ступенями спускавшихся от «преогромного», по словам Палласа, дома к Москве-реке, тянулись теплицы, каменные оранжереи, парники для ананасов, за которыми смотрела армия садовников. Семьсот человек в течение двух лет разравнивали холм, на котором Демидов разбил свой сад. Следы его приметны и сейчас. Кроме того, сохранились от того времени «Ванный павильон» над прудом и «Летний домик» с коринфским портиком. Обе постройки типичной для того времени архитектуры.

Прокофий Демидов умер в 1786 году. Владение его сначала попало к княгине Вяземской, потом, в 1793 году, было куплено Федором Орловым и уже после его смерти перешло брату Алексею. При новом владельце демидовский сад был постепенно заброшен. Орлов, страстный лошадник, понастроил на месте оранжерей и теплиц просторные конюшни, манеж, службы. Часть этих зданий уцелела до нашего времени.

Старинные владения, составившие впоследствии Нескучный сад, тянулись вдоль Большой Калужской улицы, ныне входящей в Ленинский проспект. Она начиналась от Калужских ворот у опоясывавшего заречную часть Москвы Земляного вала и кончалась у заставы, где теперь площадь Гагарина.

Прежние названия московских улиц, лучами расходившихся от Кремля, обычно соответствовали названию города, к которому вела продолжавшая их дорога. Так было и с древней Калужской улицей, начинавшей уже в XIV веке дорогу из Москвы на Калугу и Боровск. Она стала свидетельницей многих исторических событий, связанных с тяжкими испытаниями Родины. По Калужской дороге шли татары, совершавшие свои опустошительные набеги на Москву, по ней же проникали сюда польско-литовские шайки. В 1591 году возле Калужской дороги, на месте, где два года спустя был заложен Донской монастырь, расположился русский стан, выдвинутый против подходившего к Москве крымского хана Казы-Гирея. Проиграв сражение, татары отступили на юг, преследуемые русскими.