— Будем надеяться, — осторожно согласился археолог. — Вот вам, кстати, и подтверждение того, что нас выводила птица. Мы достигли границы ее ареала обитания, и она оставила нас в покое.

— Скорее, абориген вывел нас из болота, сэр, и вернулся к родичам. Помните, как вечером он настаивал, чтобы мы сделали последний рывок?

— Ну да. Пытался на ночь глядя выманить в воду. Обычный инстинкт защищающей гнездовье птицы.

— Вы не желаете смотреть правде в глаза, сэр Платон. Привыкли иметь дело с мертвыми камнями и… И, кстати, вы умеете плавать?

— Да, — кивнул археолог, подныривая под низко висящую ветвь дерева. — А что?

Он уткнулся в широкую спину миллионера, обогнул его и увидел широкую, полноводную реку.

— Странно, — пробормотал Атлантида, — на карте ничего подобного не указано.

Широкая река — понятие относительное. На планетах с сухим климатом трехметровый ручей считается рекой; на планетах с влажным климатом — речушка в полсотни метров шириной называется протокой. Река, в которую уткнулись напарники, в ширину была метров тридцать. Зато кристально чистая вода позволяла не только разглядеть кустики водорослей на дне и резвящихся мальков, но и довольно точно определить глубину. А глубина на стремнине составляла никак не меньше пяти-шести метров. То есть река могла считаться судоходной — а такие «ручейки» на картах принято обозначать.

— И где мы, в таком случае, находимся, сэр?

— Сейчас. — Атлантида активизировал браслет, вызвал на развернувшийся экран карту Ершбика, дал максимальное увеличение окрестностей Алагмы. Вокруг города в радиусе полусотни километров не имелось ни одной синей черточки, обозначающей открытые водоемы и реки. Между Алагмой и Севенжогом, кстати, рек также не имелось.

— Получается, — заглянул археологу через плечо толстяк, — либо мы прошли семьдесят километров на юг вместо запада, или пятьдесят на север. Во что верится с трудом: заблудиться мы могли, но не до такой же степени!

— Или карта врет. По энциклопедической развертке в походы никто не ходит, вот и сделали шаляй-валяй, лишь бы общее впечатление создать.

— Так что, сэр, плывем на тот берег или пойдем вдоль русла?

— Ни то и ни другое, сэр Теплер. Вынужден признать: пешеходная прогулка нам не удалась. Вряд ли с нашей скоростью мы доберемся до Севенжога раньше чем за два месяца. Особенно, если придется бороться с неожиданными препятствиями вроде неизвестных рек.

— А что вы предлагаете взамен?

— Вы не потеряли живодерский тесак, сэр Теплер?

— Ну что вы, сэр! — Толстяк вытащил из-за спины тяжелый нож.

— Предлагаю вот что. — Рассольников повел пальцем по карте. — Заблудились мы или нет, но находимся в бассейне реки Закру. Значит, эта протока в любом случае нас на Закру выведет. Вот здесь, ниже по течению, стоит крупный город Кдох, откуда можно попытаться уехать в космопорт-один. Тот, которой мы оставили целым. Кдох отсюда далековато, зато там про нас наверняка ничего не слышали, а если и слышали, то пока доберемся — забудут.

— Пойдем вниз по течению?

— Зачем, сэр? Сделаем плот! Течение тут на глазок километров семь. Даже с учетом извилистости русла все равно быстрее, чем пешком. Опять же ноги отдохнут. Приплывем в Кдох свежими и отдохнувшими.

— Но у нас нет ни гвоздей, ни шурупов, ни веревок! Как мы этот самый плот сколотим?!

— Мы в лесу, сэр Теплер. Здесь можно найти все, что нужно.

«Самым важным изобретением в истории мореплавания является паровая машина. Природа словно специально подбирала законы физики, чтобы этот движитель мог быть установлен на морские и речные корабли. Дело в том, что рабочая частота оборотов парового двигателя совпадает с оптимальной частотой оборотов гребного винта. Паровой двигатель не нуждается в сложных редукторах для передачи крутящего момента, легко переключается с прямого вращения на реверс, использует энергию пара почти на девяносто пять процентов.

Правда, при зарождении паровых машин им был присущ целый ряд недостатков: конструктивные особенности первых паровых котлов не позволяли полностью использовать тепловую энергию топлива, применяемая для получения пара вода оставляла накипь в теплообменных трубках, сгораемое в котлах твердое и жидкое топливо выделяло в атмосферу большое количество токсических веществ и радиоактивных изотопов. Кроме того, для разогрева котлов и образования первых порций пара — то есть для начала движения, требовалось большое количество времени, порою измеряемое часами.

Развитие науки и техники позволило избавиться от всех недостатков паровых машин при сохранении их преимуществ. Так, изобретение конденсатора пара позволило использовать воду по замкнутому циклу, что избавило как от накипи, так и от необходимости регулярно заправляться свежей водой; создание атомных реакторов позволило полностью решить проблему загрязнения окружающей среды, увеличить дальность плавания кораблей до сотен тысяч километров. Кроме того, реакторы, как известно, невозможно заглушить полностью — поэтому даже во время стоянки в котлах атомных пароходов всегда имеется достаточное давление, чтобы при необходимости начинать движение немедленно. Все вместе взятое позволило простым и надежным, не нуждающимся в сложном техническом обслуживании и в многочисленной команде пароходам быстро и однозначно вытеснить с морских и речных трасс все иные виды транспорта».

(«История морского дела с древнейших времен и до наших дней». СЛ. Краузе, 547 год. Земля. Архив Адмиралтейства Великобритании)

Строительство плота заняло почти весь день. Самая тяжелая работа досталась Теплеру Вайту: своим тесаком он свалил два высоких засохших дерева, после чего разделал их на семь бревен. Нож, даже тяжелый, это отнюдь не топор, а потому бревнышки с одного конца оказались заточены, как карандаши, а с другого — разлохмачены, как мочало. Атлантида выполнял более интеллектуальную работу. Выбрав прямое деревце диаметром около десяти сантиметров, археолог одолженным тесаком срубил его, разделил на четыре палки примерно одинакового размера и принялся сверлить в них дырки: вонзал клинок альпенштока и буравил, используя трость как длинный рычаг. Затем археолог пробуравил на всю длину лезвия отверстия в толстых стволах, уложил четыре из них рядком, палки наложил сверху, выбрал ветви толщиной с клинок, обломил на нужную длину и вколотил в дырки — сквозь палки в стволы, — укрепив этими шипами тонкие бревнышки поперек толстых.

— Вот так, — с удовлетворением произнес Атлантида, утирая пот. — Никуда теперь не раскатятся.

— Ловко у вас получилось, сэр Платон, — признал миллионер.

— Зря я, что ли, историю учил? — усмехнулся в ответ на похвалу Рассольников. — В старину вместо гвоздей деревянные штыри для крепления бревен использовали. Теперь давайте спустим это сооружение на воду, а оставшиеся три бревна насадим на шипы сверху.