Когда слышишь, что на Земле столько видов цветковых, сперва можно подумать, что подобное растительное изобилие гарантирует любому региону с достаточно приемлемым климатом отсутствие недостатка в кандидатах на окультуривание.

Однако подумайте о том, что преобладающее большинство диких растений по очевидным причинам не подходят для этой роли: они имеют древесную структуру, они не дают съедобных плодов, их листья и корни тоже не созданы для нашего желудка. Из двухсот тысяч диких видов растений люди употребляют в пищу лишь несколько тысяч, и лишь несколько сотен из них в той или иной мере одомашнены. Даже из этих нескольких сотен большинство играет очень незначительную роль в нашем рационе, и в одиночку они не смогли бы прокормить ни одну цивилизацию. Оказывается, что свыше 80% современного мирового урожая сельскохозяйственных культур снимается всего лишь с дюжины видов. В команду этих аграрных чемпионов входят хлебные зерновые — пшеница, кукуруза, рис, ячмень и сорго; зернобобовое растение соя; корнеплоды и клубневые растения картофель, маниок и батат; сахароносы сахарный трост­ник и сахарная свекла; наконец, плодовое растение банан. Одни только хлебные культуры обеспечивают сегодня свыше половины калорий, потребляемых населением Земли. Учитывая, что число основных продовольственных культур так мало и все они были выведены тысячи лет назад, нас уже не должно удивлять, что во многих регионах мира не нашлось диких аборигенных растений с выдающимся потенциалом. То обстоятельство, что в современную эпоху мы не прибавили к списку основных продовольственных культур ни одного нового пункта, заставляет предположить, что древние народы, вероятно, уже перепробовали все полезные дикие растения и одомашнили те, которые того стоили.

Так или иначе, некоторые истории несостоявшегося одомашнивания по-прежнему трудно объяснить. Самые непостижимые случаи связаны с растениями, которые были освоены в одном регионе и остались неодомашненными в другом. Будучи твердо уверены, что в этих случаях возможность превратить дикорастущий вид в полезную культуру существовала, мы не можем не задаться вопросом о том, почему в определенных регионах эту возможность никто не реализовал.

Характерный труднообъяснимый случай относится к Африке. Ценный хлебный злак сорго был одомашнен именно здесь — в зоне Сахель, вытянувшейся вдоль южной границы Сахары. В диком виде сорго встречается и гораздо южнее, в том числе на юге Африки, однако на юге Африки ни оно, ни какое-либо другое растение не культивировалось до тех пор, пока две тысячи лет назад банту не принесли сюда комплект культур, одомашненных ими на своей прародине, чуть севернее экватора. Почему коренные народы Южной Африки не окультурили дикое сорго самостоятельно?

Столь же непонятно, почему люди не научились сами разводить лен на всей обширной территории ареала его дикого предка, в том числе в Европе и Северной Африке, или пшеницу-однозернянку, которая в диком виде росла на юге Балканского полуострова. Поскольку эти два вида входили в число первых восьми культур Плодородного полумесяца, по легкости одомашнивания они наверняка опережали большинство растений. Как только в неближневосточные части дикого ареала льна и однозернянки проникал весь сельскохозяйственный комплекс из Плодородного полумесяца, их сразу начинали культивировать. Почему же народы этих периферийных регионов не начали разводить лен и однозернянку без посторонней помощи?

Аналогично дикие ареалы четырех первых одомашненных плодовых растений Плодородного полумесяца выходили далеко за пределы восточного Средиземноморья (где скорее всего произошла их доместикация): оливы, виноград и фиговое дерево росли западнее, в Италии, Испании и Северо-Восточной Африке, а финиковая пальма встречалась повсюду в Северной Африке и на Аравийском полуострове. Из всех диких плодовых растений эти четыре вида явно представляли самый податливый материал для селекции. Почему народы, проживавшие за пределами Плодородного полумесяца, не смогли их одомашнить и начали выращивать их только после знакомства с ними как с готовыми культурами, выведенными в восточном Средиземноморье?

Другая группа выдающихся случаев, требующих объяснения, связана с дикими видами, которые не подверглись доме­стикации в областях с заимствованным производством продовольствия, несмотря на то что близкие родственники этих видов были успешно одомашнены другими народами. Например, олива европейская (Olea europea) стала впервые возделываться в восточном Средиземноморье. Существуют порядка сорока других видов олив, распространенных в субсахарской Африке, Южной Азии и Восточной Австралии, и некоторые из них очень близки оливе европейской, однако ни один, в отличие от нее, не стал культурой. Сходным образом у одомашненных в Евразии диких яблонь и дикого винограда есть множество диких родственников в Северной Америке, которые в недавнее время даже скрещивались с евразийскими сортами ради улучшения этих последних. Почему же коренные американцы не окультурили эти, по-видимому, потенциально ценные дикие виды яблонь и винограда сами?

Список примеров и вытекающих из них вопросов можно продолжать и продолжать. Однако сама логика этих вопросов изначально порочна. Потому что окультуривание растений совсем непохоже на процесс, при котором охотники-собиратели одомашнивают какой-то один вид и как ни в чем не бывало продолжают вести кочевой образ жизни. Допустим, что североамериканские дикие яблони действительно превратились бы со временем в прекрасную культуру, если бы индейцы захотели осесть и заняться их разведением. Но бродячие охотники-собиратели никогда не оставили бы свой жизненный уклад, не поселились бы в деревнях и не начали бы ухаживать за яблоневыми садами, если бы к тому времени не было одомашнено много других диких растений и животных, делающих оседлое производительное существование конкурентоспособным по сравнению с охотничье-собирательским.

Как в таком случае нам следует оценивать сельскохозяйственный потенциал местной флоры? Или, если обратиться к случаю неодомашнивания индейцами диких североамериканских яблонь, кто был больше в этом виноват — индейцы или яблони?

Чтобы ответить на этот вопрос, мы сравним три региона, занимающих противоположные позиции в диапазоне очагов самостоятельного одомашнивания. Как мы уже знаем, один из них, ближневосточный Плодородный полумесяц, скорее всего, являлся первым центром производства продовольствия в мире, а также родиной нескольких основных сельскохозяйственных культур современности и почти всех главных одомашненных видов животных. В двух других регионах, на Новой Гвинее и на востоке Соединенных Штатов, были выведены собственные культуры, однако эти культуры не отличались многообразием (только одна из них со временем приобрела всемирное значение), и поэтому сложившийся сельскохозяйственный комплекс не мог обеспечить масштабного развития технологий и политической организации, как это случилось на Ближнем Востоке. В свете такого сравнения нам следует задаться следующим вопросом: «Имела ли флора и природные условия Плодородного полумесяца очевидные преимущества перед флорой и природными условиями Новой Гвинеи и во­стока Соединенных Штатов?»

Одним из центральных фактов всемирной истории является выдающаяся роль, которую с самого начала играла в ней часть Юго-Западной Азии, известная как Плодородный полумесяц (названный так из-за серповидных очертаний его возвышенностей на карте, см. карту 8.1). Насколько можно судить, эта территория была местом первого появления целого ряда новшеств, в том числе городов, письменности, империй и вообще всего, что мы (одобрительно или наоборот) называем цивилизацией. Атрибуты цивилизации, в свою очередь, возникли не на пустом месте, а в условиях высокой плотности населения, хранения продовольственных излишков и содержания несельскохозяйственных специалистов, которые также имели под собой основу в виде производства продовольствия — возделывания растительных культур и разведения домашних животных. Собственно, само производство продовольствия и было первым в ряду важнейших инноваций Плодородного полумесяца. Следовательно, ни одна попытка дать объяснение сложившейся в современном мире ситуации не может обойти стороной вопрос о том, почему благодаря своим одомашненным растениям и животным Плодородный полумесяц получил такую фору в развитии.