* * *

Одним солнечным весенним днем 1979 года в аэропорту Бен-Гурион в Израиле приземлился самолет. Группа прихожан из города Милуоки в штате Висконсин села в туристический автобус и отправилась в Иерусалим по шоссе № 1. Участники недельного тура прошли по стопам Иисуса по Крестному пути внутри окруженного крепостной стеной Старого Города к Храму Гроба Господня. Маршрут предусматривал остановки у Храма Рождества Христова в Вифлееме и на склонах Масличной горы. Ознакомление с библейскими достопримечательностями чередовалось с дегустацией фалафеля и покупкой сувениров на базарах.

Утром одного дня двое паломников отделились от группы и самостоятельно отправились в Яд Вашем — мемориальный музей жертв холокоста.

Джеймс Кэмерон и его жена Вирджиния много говорили о том, как они будут вместе путешествовать по миру. За его плечами было немало путешествий, совершенных в одиночку: он бывал в школах на Среднем Западе и на Юге, читал лекции на Восточном и Западном побережье. Немного найдется людей, в последний момент избежавших линчевания, поэтому его история поражала воображение людей. Он встретил Вирджинию вскоре после того, как его выпустили из тюрьмы. Рассказав ей свою историю, он опасался, что она не захочет встречаться с бывшим заключенным. Но она сказала, что для нее не имеет значения, каким он был в прошлом, важно то, какой он теперь. Джеймс решил, что, раз Вирджиния принимает его таким, как он есть, может быть, пришло время простить самого себя после стольких лет самобичевания.

В Яд Вашем Джеймс познакомился с еще одним постыдным явлением прошлого. Осматривая экспозицию, они с Вирджинией спустились в холодную темную пещеру, залитую светом миллиона свечей, пламя каждой из которых представляло убитого нацистами ребенка. Он осознал в тот момент, что 16-летний Джеймс Кэмерон и миллионы детей, погибших от рук нацистов, были связаны чем-то намного более прочным, чем пеньковое волокно веревки, которую набросили на его шею палачи. Высокие стены Зала имен были увешаны фотографиями умерших, которые, как призраки, парили над их головами. Свидетельства выживших узников Аушвиц-Биркенау и загнанных в гетто жертв сегрегации нашли неожиданный отклик в душе Джеймса. Когда они с Вирджинией снова оказались под палящими лучами ближневосточного солнца, он сказал: «Нам необходимо нечто подобное, чтобы рассказать о том, что случилось с чернокожим населением».

«Первый вариант Американского музея холокоста чернокожих он открыл в подвале собственного дома, — рассказывает Фрэн Каплан. — Он выставил там накопившийся за пятьдесят лет личный архив, литературу, исторические документы и артефакты, относящиеся к эпохе Джима Кроу[13]. Чтобы попасть туда, люди шли через жилую часть дома. Музей был маленьким, но ничего подобного больше нигде не было — уж в Милуоки-то точно».

Популярность музея росла, и Джеймс перенес его в чуть более просторное помещение магазина в бедном районе в центре Милуоки. Несмотря на то что это по-прежнему было, скорее, любительское предприятие, для Джеймса музей был его небольшим вкладом в увековечивание истории творившегося в этой части мира зла. Тем больше было его удивление, когда этот вклад привлек внимание широкой общественности. Вскоре он получил крупное денежное пожертвование, на которое купил и отремонтировал помещение спортзала для занятий боксом, площадью более тысячи квадратных метров. Теперь Джеймс мог принимать и размещать передвижные выставки национального масштаба и даже оборудовать музей системой безопасности. Среди экспонатов постоянной экспозиции были модель грузового трюма перевозящего рабов корабля, галерея фотографий, посвященных линчеванию, и видеоролики, рассказывающие о 200-дневном периоде маршей-протестов против жилищной дискриминации. «Музей был встречен с большим энтузиазмом, — говорит Каплан. — Люди уходили домой и присылали Джеймсу свои фамильные вещи, которые становились частью коллекции. Кто-то прислал ему найденный на чердаке костюм члена ку-клукс-клана. Другой парень прислал кусок веревки для линчевания, которую кто-то разрезал на части и продавал как сувенир с линчевания в Марион». Среди этих музейных экспонатов был и сам Джеймс Кэмерон, который, даже когда ему перевалило за восемьдесят, все свое время проводил в музее. Он с удовольствием беседовал с посетителями и отвечал на все их вопросы.

«Его спрашивали, как ему удалось спастись, — рассказывает Реджи Джексон, один из первых кураторов музея. — Тем, кто верит в Бога, объяснять не нужно. Тем, кто в Бога не верит, объяснить невозможно. Он чувствовал, что спасся не просто так, что Бог уготовил ему важную миссию. Он должен был вернуть свой долг миру. Вот откуда взялась идея музея. Его миссией было учить людей — они думают, что знакомы с этими историями, но на самом деле они их не знают. Мы исходим из того, что все знаем об этом периоде. Но его преподают поверхностно. Более подробное знакомство позволит глубже погрузиться в эпоху и поможет людям победить дискриминацию».

Музей производил сильное впечатление, в том числе и на сильных людей. Вице-президент Альберт Гор проявил интерес к модели грузового трюма корабля работорговцев высотой четыре с половиной метра. Джулиан Бонд и Джон Льюис восхищались представленной в музее картиной жизни африканской деревни до порабощения. В 1998 году число посетителей музея продолжало расти, равно как и его репутация, причем не только на местном, но и на международном уровне. Именно тогда к Джеймсу обратились с необычной просьбой документалисты из Би-би-си: они хотели отвезти его в Марион в штате Индиана, в то место, где все началось. Джеймс согласился, и Би-би-си, получив от него предварительное разрешение, организовала встречу с человеком, которого Джеймс никогда прежде не встречал. Его звали Уильям — в 1930 году трое подростков ограбили и убили его брата, Клода Дитера.

Джеймс согласился встретиться с Уильямом Дитером в церкви в Марион. Когда назначенное для встречи время наступило, Джеймс все еще испытывал смятение: с одной стороны, он чувствовал раскаяние за соучастие в преступлении, и воспоминания, которые все еще вызывал в нем Марион, наполняли его душу трепетом, а с другой — мысли о всем том, что он потерял в этом городишке, рождали в нем гнев и злобу. Уильям и Джеймс, оба давно уже не мальчики, прекрасно понимали, что проступки, которые на первый взгляд кажутся малозначительными, способны полностью изменить чью-то жизнь, раскручивая маховик истории. Пускай не он нажимал на спусковой крючок — Джеймс все равно испытывал глубокое чувство вины за свое участие в событиях, которые произошли в тот злосчастный вечер. Но когда пришло время встретиться с прошлым, Джеймсу вовсе не пришлось просить прощения — ему просто не дали такой возможности. «Уильям протянул руки к Джеймсу, и они обнялись, — рассказывает Каплан. — Потом Уильям попросил Джеймса помолиться вместе с ним».