— Как вам известно, — начал он свое вступительное слово, — нынешней весной от имени всей полноты церкви православной мы обращались в Совет народных комиссаров с требованием прекратить надругательства над останками чтимых народом угодников, указуя, что вскрытие мощей обязывает нас стать на защиту поруганной святыни и в случае его продолжения вынудит нас отечески возвестить народу, что должно повиноваться больше Богу, нежели человеку. Но не внемлят голосу церкви нынешние правители. Как сообщают из Тотьмы и Новгорода, Твери и Ярославля, Ростова и Белева, из других российских городов, вскрытие продолжается, уже десятки и десятки святых останков выставлены на посрамление и осмеяние. Месяц назад Синод обращался в ликвидационный отдел Наркомюста. С поступившим ответом я вас сейчас ознакомлю.

Патриарх достал очки и не спеша протер их, затем надел, взял со стола лист и прочитал:

— «В ответ на Ваше письмо VIII отдел Народного комиссариата юстиции сообщает, что безобразия при вскрытии мощей, конечно, недопустимы, о чем разослан циркуляр. Разубедить же старух невозможно. Но имеются массы писем и сообщений с мест, что впечатление в массах при вскрытии мощей не в пользу суеверий, а наоборот». Думается, — продолжил патриарх, — присутствующие имеют представление о том, как все это делается и как к этому относятся миллионы верующих. Но недавно узнали мы, что не все с нами едины. Есть и среди подведомственного нам духовенства иуды-предатели. Прошу сообщить о сем архимандрита Петра.

— В моих руках, — начал тот, — заявление «Исполкомдуха». Как значится здесь, это «организация приходского духовенства, озабоченного положением в церкви». Читаю выборочно некоторые положения послания: «Ввиду массы жертв из среды духовенства, как ранее вследствие появления руководящих воззваний владыки патриарха, направленных против большевистской власти и ее действий, так и в настоящее время, в силу отсутствия прямого запрещения превращать богослужения и крестные ходы, а также амвоны церквей в средства и место пропаганды и для выражения политических симпатий, необходимо просить владыку патриарха указать путем циркулярной рассылки его нового воззвания. Буде таковое последует, оно окажет категорическое воздействие на духовенство, так как сомнения со стороны Советской власти в лояльности масс духовенства действительно опираются на факты повсеместного колокольного звона, крестных ходов и молебствий по случаю победы войск, наступающих на Центральную Россию».

— Спасибо, отец. Так какие мнения? — спросил патриарх.

Выступившие затем иерархи призывали патриарха и Синод осудить авторов послания, извергнуть из священного сана, изгнать из храмов. Они были единодушны в том, что подписавшие выставляют наглый ультиматум церкви, а потому необходимо известить всех верующих об отрицательном отношении церковного единоначалия к этой самочинной организации.

По мере обсуждения вопроса о новом послании о «надругательстве над мощами» становилось ясно, что большинство собравшихся склонялось к тому, чтобы повторно ходатайствовать перед Совнаркомом, чтобы не вскрывались святые мощи, не забирали их в музеи, а оставляли эти православные святыни в ведении верующего народа.

— Ваше святейшество, ваши преосвященства и досточтимые отцы, — вступил в обсуждение митрополит Сергий. — Я согласен, что следует отвергнуть домогательства этой, как любят теперь у нас говорить буквами, а не словами, организации «Исполкомдуха». Но с повторным обращением о святых мощах, мне думается, надо повременить. Во-первых, еще не везде успели исполнить распоряжение патриарха об устранении во всех храмах и монастырях всякого повода к глумлению и соблазну в отношении святых мощей. А во-вторых, желательно сейчас неотложно снабдить пастырей церкви соответствующими материалами богословского осмысления существа понимания слова «мощи». Надо убеждать, что церковь никогда не связывала поклонение чудодейственным мощам с обязательным наличием «целых» тел угодников Божиих. Для церкви святы любые дошедшие из глубины истории останки христианских святых. Об этом надо говорить и в проповедях, и в печати, и при встречах с верующими. И еще… — Сергий замолчал, как бы раздумывая, следует ли произносить следующую фразу, и все же сказал: — Надо ли идти на новое обострение отношений с властью? Очевидно же, что сила на ее стороне, да и многие верующие с ней. Не используют ли власти это обращение, чтобы вновь обвинить нас, по их терминологии, в контрреволюционности? Может, пора с учетом обстановки продемонстрировать некоторую нейтральность к политической жизни, политике и политикам? Сделать какой-то примирительный шаг?

— Итак, все выступили, — подвел итог патриарх. — Что до этого «Исполкомдуха», то все ясно. Поручим отделу Синода подготовить послание с изобличением их неправды, тем более что есть немало сведений о связи этой организации с ВЧК. Касательно же письма в Совнарком, — Тихон помедлил, будто подбирая слова, — то не будем пока ничего и никому из властей посылать. Давайте чуть позже еще раз встретимся и обговорим этот вопрос… Думаю, что вы, — повернулся он к Сергию, — в чем-то правы. А теперь объявляю заседание закрытым.

На следующий день в дом на 2-й Тверской-Ямской пришел посланник из Троицкого подворья. Митрополита срочно просили прибыть в патриаршии покои. Менее чем через час Сергий Страгородский входил в Троицкое подворье.

Пригласив посетителя расположиться рядом на диване, патриарх начал беседу:

— Простите, владыко, за срочный вызов, но, думаю, вы меня поймете. Ваши слова на вчерашнем заседании о «контрреволюционности» и «нейтральности» взволновали меня и прямо-таки совпали с моими размышлениями последних месяцев.

— Ваше святейшество, — начал Сергий, — это как крик души. Заели нас на местах… оказались мы между молотом и наковальней. Власть обвиняет в «контрреволюционности», симпатиях к Белому движению, арестовывает священников даже за самые невинные критические слова в свой адрес. А верующие требуют, чтобы священник «Богу служил», а остального не касался. В лицо миряне говорят: «Не ваше дело, какая власть на дворе и какой власти мы служим. Ваше дело службу править да требы исправлять. А кому из вас Советы не по нраву, уходите к Деникину да Колчаку, а нас в покое оставьте, мы сами сделаем свой выбор».

— И ко мне доходят отовсюду известия о преследованиях духовенства за «политику». Причем, как сообщают, местная власть почему-то кивает на Москву, говоря: «Там в церковных правящих кругах гнездо контрреволюции, а вы, местные, с них пример берете. А раз так, то и страдания ваши поделом!»

— Но какое же мы с вами, члены Синода и Высшего церковного совета, «гнездо контрреволюции»?

— Мы, конечно, не «гнездо». Но факт остается фактом: аресты продолжаются и разговор с властью не получается.

— Меня неоднократно во Владимире в ВЧК приглашали. Всяческие мне листовки, брошюрки, послания, с той стороны дошедшие, показывали. Спрашивали: «Эти авторы — иерархи, священники, миряне — члены Российской православной церкви?» — «Да», — отвечаю. «Патриарха Тихона признают своим главой?» — «Да», — отвечаю. «А почему же они ведут борьбу с нами и в политике по уши увязли?» Молчу. Они продолжают: «А вы нас убеждаете, что церковь вне политики, нейтральна». Молчу. Ибо трудно возразить что-либо.