Когда-то, очень и очень давно…

Что-то тягучее, тёмное, липкое вертелось в голове… Через пелену, сковавшую сознание, пробивался лишь чей-то монотонный голос и навязчивый, сладкий запах. «Кто я?» – нет ответа, не удаётся вспомнить. Вращение в голове усилилось, бешеный вихрь всё ускорялся и ускорялся. Темнота…

Опять этот запах назойливо лезет в ноздри. Что-то горит? Какая-то трава? И кто это всё время бубнит, и что он (она?) произносит? Несусветная тарабарщина. Открыть глаза? А зачем? А вдруг не получится? Страшно… Ладно, я – Эвниар… О, какое счастье – я Эвниар! Я вспомнил, кто я! Это хорошо… Так вот, я могу сделать это с лёгкостью. Сейчас разомкнём одно веко, затем другое. О, Боги, как больно! О-о-о… Свет? Нет, это огонь, в котором и горит эта трава. Пить… Пить… Вот сейчас встану и попью… И кто это бубнит… Антахиол… Нет, не он. Вот ведь, сын Сетха, когда же ты заткнёшься… Пить… Сейчас, вот только поднимусь… А-а-а!!! Темнота…

Эвниар резко очнулся и тут же открыл глаза. Над ним склонилось чьё-то белобородое морщинистое лицо. «Ага, очнулся, касатик!» – удовлетворённым голосом произнесло лицо.

«Где я, кто это, что со мной?» – рой вопросов довольно стройно прошагал в сознании. И тут же пришло воспоминание – бешеное, неудержимое, стремительное падение к земле, вспышка и темнота… «Я умер? А это один из Богов? Нет, кажется, там всё должно быть по-другому. А что он мне сказал? Касатик… Арии… Ага, значит, я жив».

– Да жив, жив, дружок, – вполне доброжелательно произнесло лицо, которое стало обрастать телом и, наконец, превратилось в могучего, седого, белобородого деда. Надо же, как в сказке. Арии и Атланты уже давно не старели до такой степени, они могли сохранять свои тела молодыми довольно долго – пока не уставали жить. Затем они уходили. Маги и Волхвы при желании могли менять тела – им нельзя было уходить, пока Боги не подавали знак или их не убивали, что случалось гораздо раньше естественной смерти. Войны Магов и дикая, злобная до крайности конкуренция. По крайней мере, так было у Атлантов. А как было у Ариев, Эвниар никогда не задумывался, его интересовали только живые и дееспособные враги.

– Вот и славно, милок, вот и добро… – дед говорил так, как будто журчал на камешках лесной ручеёк, таким звонким, молодым и бесконечно тёплым был его голос. У Эвниара мурашки по спине побежали, так ему стало хорошо и уютно. Тут он, наконец, обратил внимание, что прекратился так достававший его бубнёж, да и приторный запах исчез.

– Так что, помнишь что-нибудь? – участливо спросил дед, но какой-то настораживающий блеск на секунду мелькнул в его глазах.

– Пить… – с трудом прохрипел Эвниар.

– А, касатик, сейчас, сейчас, – дед отошёл куда-то, а затем вернулся, неся в руках традиционный сосуд Ариев – деревянный ковшик на ручке. Приложив ковшик к губам Эвниара, дед своей мощной ладонью слегка приподнял ему голову, и чудесно-вкусная, просто божественная влага потекла в рот.

– Благодарю, почтенный, – после того, как вода смочила язык, говорить стало намного легче.

– Рода Всевышнего благодари, касатик, только Он решает, когда нам пора уйти. Тебе, видать, ещё не пора. А я что, только волю Божью исполняю, – дед участливо смотрел на Эвниара. – Так что, помнишь, как сюда попал?

– Как сюда попал, точно не помню, – ответил Эвниар и сделал попытку пошевелиться. Тело почти не послушалось, кроме того, стало очень больно. Настолько, что Эвниар, не сдержавшись, громко застонал.

– Э-э, не торопись, милок, успеешь ещё, напрыгаешься. Придётся полежать чуток, пока тело твоё не обретёт прежней мощи. Или не твоё это тело? – вдруг строго спросил дед.

– А… а откуда тебе, почтенный, это известно? – растерявшийся Эвниар даже и не подумал что-то скрывать, всё равно он был в полной власти странного белобородого старика. Вот только кто он? Волхв высокой степени посвящения? Этот, как его, Йога?

– Да так, давно в этом мире живу, научился правду видеть, – снисходительно прожурчал старик. – Ну, а что всё-таки помнишь, касатик?

– Что помню… – задумчиво протянул Эвниар. – Помню, как летел на платформе, а потом…

В его памяти возник тот злополучный момент. Полёт, ощущение свободы и лёгкости, земля внизу, сплошь покрытая зелёными великанами, горы вдали. И вдруг, мгновенно, платформа теряет равновесие, впадает в крен, потом в пике и, ускоряясь и бешено воя, несётся к земле. Он даже испугаться толком не успел, как – ба-бах – жесточайший удар и дальше темнота…

– Наверное, – неуверенно продолжил Эвниар, – что-то испортилось в платформе, она уже давно без ремонта…

– Это в голове у тебя что-то испортилось, милок, – язвительно пробурчал дед, – думать надо было прежде, чем лететь сюда. Ну, да ладно, сделанного не воротишь, несколько Лун ещё приходить в себя будешь.

– Лун? – встревоженно спросил Эвниар. – В смысле, Лилит? А что, всё так серьёзно?

– А ты думал, что ты здесь как будто на Жемчужном полумесяце, в Доме Отдохновения силу жизни восстанавливаешь? Нет, милок, всё вот именно что серьёзно. Если бы не я, был бы ты уже пылью Мироздания, – дед вдруг заговорил таким голосом, каким разговаривал старший Наблюдатель, командир Неосязаемых.

Такая осведомлённость седобородого о самом модном курорте Атлантов почему-то ничуть не удивила Эвниара, впрочем, он уже принял для себя решение ничему не удивляться и быть предельно откровенным. А ради чего было что-то скрывать? Мир, в котором противостояли Маги и Волхвы, ушёл в бездну, и сейчас любой персонаж из прошлого был родным, даже если раньше ты готов был распылить его сущность на кирпичики Мироздания.