Альтернатива этому варианту – диктатура генерала при опоре на правые партии, кадетов и октябристов. Нетрудно спрогнозировать, чем закончится попытка наведения порядка фронтовиками с благословения Милюкова и Гучкова. Расколом армии и государства на «красных» и «белых». Кстати, аналогичный сценарий светил стране и при чисто большевицком правительстве. Вот почему так много значила личность военного. Генерал должен, во-первых, устраивать обе ключевые силы – армию и рабочий класс, во-вторых, иметь репутацию свободного от идеологических предпочтений специалиста-управленца.

Итак, Некрасову предстояло убедить Керенского добровольно уйти на второй план, пропустив вперед Маниковского. Половину задачи он сумел исполнить. К августу Александр Федорович всерьез задумался об отставке с поста министра-председателя, чему свидетель – Л.Г. Корнилов, с которым вождь революции не постеснялся обсудить щекотливый вопрос дважды – 3 и 10 августа. Что касается Маниковского, то тут вышла осечка. Некрасова опередил комиссар Юго-Западного фронта Б.В. Савинков, рекомендовавший шефу того самого Лавра Корнилова, командующего 8-й армией ЮЗФ, очень популярного среди солдат и офицеров, на что, похоже, и купился глава правительства. Но Корнилов в качестве управленца никуда не годился (достаточно вспомнить о «бегстве» генерала в мае на фронт с политической должности командующего столичным гарнизоном). К тому же он не пользовался доверием у большевиков и им сочувствующих.

Ошибочность выбора Керенского под влиянием Савинкова вполне очевидна. Тем не менее 7 июля Лавра Георгиевича назначают комфронта, Юго-Западного, а 19 июля – Верховным главнокомандующим русской армии. Маниковский же на тот момент – помощник военного министра, причем уже не первый, а третий. 5 мая Керенский, став военным министром, привел за собой двух полковников, с которыми познакомился и сблизился в февральские дни – Якубовича Григория Андреяновича и князя Туманова Георгия Николаевича. И почти сразу, 9 мая, возложил на первого обязанности «временного управляющего министерством». Более того, 25 июля правительство отодвинуло генерала еще ниже, сделав управляющим военным министерством Савинкова. Ясно, что Корнилова прочили в диктаторы по некрасовской схеме. А Маниковский под нее почему-то не подошел, несмотря на то, что сам Керенский признавал его заслуги в мирном наведении порядка на военных заводах после Февраля. Впрочем, и новый претендент быстро посеял в душе Керенского сомнения, когда потребовал восстановления смертной казни на фронте и… в тылу. Полководец собирался усмирять рабочих и столичный гарнизон расстрелами! Прямой путь к гражданской войне!!! Избранное Корниловым средство наглядно демонстрировало причину его ущербности – нехватку авторитета у социалистов. Отсюда и скудный набор методов для достижения национального единства.

Керенский осознал опасность и… отказался возлагать диктаторские полномочия на Корнилова. До 12 августа, до открытия Государственного совещания в Москве, он намеревался уволить парочку – и Савинкова, и протеже «управвоенмина». После форума, на котором речь главковерха снискала огромный успех, решил вместо одного диктатора создать тандем: Корнилов возрождает боеспособность и дисциплину в армии, Керенский налаживает диалог с лагерем социал-радикалов. Увы, модель, изначально обреченная на крах, ибо большевики уже давно разочаровались в Александре Федоровиче, и разочаровались глубоко.

Между тем 21 августа немцы взяли Ригу. Над Петроградом нависла угроза германского наступления, почему Могилев предложил правительству переподчинить Ставке Петроградский военный округ. Правительство согласилось при условии исключения из передаваемой зоны столицы, на усиление которой, на случай очередного большевистского мятежа, выдвигались 3-й кавкорпус А.М. Крымова и Дикая дивизия Д.П. Багратиона. Визит Савинкова в Могилев 24—25 августа закрепил договоренность официально.

Все испортила странная челночная дипломатия обер-прокурора Синода в отставке В.Н. Львова. 22 августа он выпросил у Керенского полномочия на привлечение в правительственную коалицию неких «новых элементов», а утром 25 августа в Ставке от имени лидера кабинета порекомендовал Корнилову возглавить страну в статусе либо министра-председателя, либо диктатора. Услышав от генерала осторожное одобрение замысла, Львов тут же поспешил обратно, в Петроград. Там 26 августа шокировал Керенского ультиматумом Корнилова о передаче тому всей полноты государственной власти. В итоге главковерха в ночь на 27-е сняли с должности, затем объявили мятежником. Тот, справедливо возмущенный, произволу не покорился и провозгласил себя Спасителем Отечества.

Так называемая корниловщина завершилась 31 августа, когда солдаты корпуса и дивизии поддержали Петроград, их командиров арестовали или уволили, а В.Н. Некрасов… вдруг захотел покинуть кабинет по собственному желанию, о чем и поведал группе столичных журналистов поздним вечером 30-го числа. А спровоцировало его демарш вот что. В критический момент, на дневном заседании Совета министров 28 августа, Некрасов отвернулся от Керенского, проголосовав среди прочих за приглашение на пост главы правительства М.В. Алексеева. Александр Федорович уже собирался капитулировать и уступить место уважаемому генералу. Спас вождя революции министр юстиции А.С. Зарудный. Пока Милюков искал на Царскосельском вокзале знаменитого военного, Зарудный встретился с однопартийцем, Л.М. Брамсоном, членом исполкома Петросовета от трудовиков, и узнал, что в войсках, посланных против Петрограда, начались брожения. Александр Сергеевич немедленно сообщил новость министру-председателю, и тот передумал сдаваться.

Вообще-то информация Брамсона не соответствовала действительности. Войска днем 28 августа еще не сомневались в правоте главковерха. Они лишь остановились у Ямбурга, Луги и Вырицы вследствие разрушения железнодорожниками путей во исполнение телеграммы, отправленной 27 августа по приказу Некрасова. Агитаторы, переубедившие рядовой состав, в эти города прибыли 29 августа, а закончили разъяснительные беседы в основном 30-го. Некрасов в первые часы кризиса обещал Керенскому стоять с ним до конца, но в самую трудную минуту, похоже, испугался. Испугался ли?

Напомню, Александр Федорович о Маниковском имел неплохое представление, и «по работе в Думе» тоже. Однако при выборе кандидата в диктаторы предпочел не помощника-профессионала, а Корнилова, затем – себя. О многом свидетельствует и унизительное для генерала-артиллериста возвышение в рамках военного ведомства двух полковников с политкомиссаром. Судя по всему, Керенский совсем не симпатизировал Маниковскому и содействовать карьере толкового управленца явно не планировал. Вольно или невольно он превратился в серьезное препятствие, которое надлежало убрать.

Корниловский «мятеж» и стал отчаянной попыткой очистить дорогу Маниковскому к власти. Миссия В.Н. Львова, стравив Ставку с Зимним дворцом, лишила министра-председателя военной опоры. Сочувствие рабочих глава правительства утратил еще до июльского кризиса. Значит, на роль объединяющего центра Керенский более не годился. Ее мог сыграть другой человек, и эффективнее всех – Маниковский. Однако к нему народный трибун и герой Февраля относился с предубеждением и сам власть в руки не отдал бы. Посему требовалась промежуточная фигура, популярная в массах, не честолюбивая, к генералу от артиллерии благосклонная, а главное, не способная на длительное служение в качестве лидера нации. М.В. Алексеев вполне подходил под перечисленные критерии.