Через двадцать минут гордый, но окончательно продрогший «спец» с наслаждением вслушивался в урчание «милой старушки». Затем одобрительно кивнул, врубил на полную мощность печку и рванул вперед, прикидывая, как долго еще протянет отечественный автопром.

Серую «Ниву» он заметил издали. Зачуханная мечта советского дачника вела себя странно: ползла со скоростью черепахи, виляла из стороны в сторону, включала то ближний, то дальний свет. По этой болтанке Павел Алексеевич догадался, что за рулем — махровый чайник. «Урод, — пробурчал он, сигналя, — нашел время учиться!» В ответ «Нива» прибавила скорость и запетляла не хуже промелькнувшего перед носом зайца. Водитель «девятки» предусмотрительно прижался к обочине.

Последнее, что увидел Страхов, были разинутый от ужаса рот мальчишки, вцепившегося намертво в руль, и допотопная стеганка рядом, метнувшаяся вбок. Затем все провалилось в черноту…

ДЕНЬ ПЕРВЫЙ

— Господи, наконец-то очнулся! — над ним нависал беленый потолок, подпираемый рядом бревен, уложенных друг на друга. Бревна покачивались в тумане, готовые вот-вот развалиться. — Пить хотите? — из туманной дымки вынырнуло чье-то лицо с глазами, как черные блюдца.

— Да.

Смуглая рука бережно приподняла голову, другая, перевязанная в запястье бинтом, поднесла ко рту чашку. — Много не пейте, — Страхов жадно припал к белому фаянсовому краю с золотым ободком, вкуснее этой прозрачной, бесцветной, со странным привкусом жидкости он не пил ничего. — Извините, но вам больше пока нельзя, — чашка исчезла в тумане, а с ней исчезла и та силенка, которой едва хватило на пару глотков. Павел Алексеевич снова ощутил затылком подушку, пахнущую мятой и еще чем-то дурманящим, необъяснимым. Так пахло на сеновале, где они кувыркались с первой женой, когда Наташка даже невестой еще не была. Та осень отметилась в памяти бесконечными мешками с картошкой, веселой руганью колхозного бригадира, поставленного присматривать за студентами, и первым любовным опытом. Тогда многие крутили романы, но только Страхов переступил порог ЗАГСа. Павел Алексеевич недовольно поморщился: что за чертовщина полезла в голову!

— Где болит? — встревожилась девушка.

— Лучше скажите, где я, — голова прояснилась, как будто он выпил не воду, а отлично сваренный, крепкий кофе. — Дайте еще попить.

— Пить не дам, зато дам немного каши. Другого ничего нельзя, вы были без сознания почти двое суток.

— Не может быть!

— Разговаривать много вам, кстати, тоже нельзя. Это — предписания моего брата, а он очень хороший доктор. Хирург от Бога — так утверждают все, кто прошел через его руки.

— Пить!

— Ну, хорошо, — сжалилась девица и снова поднесла чашку. — Вы пока отдохните, сейчас гречневую кашу принесу. Да вы не бойтесь, — улыбнулась она, заметив отвращение на его лице. — Гречка — пища солдат и влюбленных, а они, как известно, никогда не болеют.

В другом состоянии он бы, конечно, высмеял этот бред, но сейчас хотелось не спорить, даже не выяснять, кто эта белобрысая и что с ним случилось. Страхову очень хотелось спать. На бревна наполз туман, глаза закрылись сами собой, и Павел Алексеевич опять провалился в сон. Когда хозяйка вернулась с душистой дымящейся кашей, заманчиво блестевшей под растопленным сливочным маслом, Страхов спал, посапывая, как набегавшийся собачонок. Девушка зачерпнула ложкой горячую рассыпчатую крупу и, с аппетитом жуя, довольно кивнула.

ДЕНЬ ВТОРОЙ

Павел Алексеевич проснулся от солнца, бьющего по глазам. Зверски хотелось есть. Еще хотелось того, что отличает живое от мертвого, и с чем человек, несмотря ни на что, должен справляться сам. Он попытался подняться, но к своему ужасу понял, что это невозможно. Грудь пронзила острая боль, вместо ног из-под одеяла торчала пара уродливых конечностей в гипсе — шевельнуться нельзя, не то чтобы встать. Страхов понял, что влип не на шутку. Вспомнилась замызганная серая «Нива», пацан за рулем и ватник, маячивший рядом. По вине сопливого недоумка он попал в серьезную передрягу, в которой, похоже, кроме него, никто не пострадал. Страхов с яростью стукнул кулаком по кровати и тут же вскрикнул от боли. Дверь распахнулась, к изголовью подскочила уже знакомая девица.

— Что случилось?

— Это я хотел бы знать, что происходит! Где я, кто вы и где тот ублюдок, который врезался в мою машину? Я удавлю его собственными руками!

Девушка невозмутимо поправила загнувшийся край одеяла.

— Что ж, давайте знакомиться. Меня зовут Натальей. Так вышло, что вы у меня в гостях, хоть я вас и не ждала, тем более не приглашала. Авария случилась по вине моего младшего брата, но удавить его вам не удастся, потому что Ванечка в больнице, и положение его очень серьезно. Надеюсь, он будет жить.

— Простите, — буркнул он, — я не знал. Вашего Ваню, конечно, жалко, но кто ж сажает за руль мальчишку?

— Он должен научиться водить машину. Он должен быстрее взрослеть.

— Странное у вас понятие долга, однако. Сажать ребенка зимой за руль и ждать при этом, что он повзрослеет. — Она промолчала. — Могу я отсюда позвонить в Москву?

— Только через пять дней.

— Что?!

— В субботу приедет мой старший брат. Он вас осмотрит и, если у него будет с собой мобильный, даст позвонить. Когда Петр не дежурит в больнице, пользуется телефоном редко, иногда забывает его подзарядить, иногда просто забывает.

— Вы в каком веке живете, ребята? — ошарашенно уставился на девушку Страхов.

— В двадцать первом, — улыбнулась та. — Извините, я по-прежнему не знаю, как мне к вам обращаться.

— Павлом Алексеевичем меня зовут, можно Павлом.

— Чай будете, Павел Алексеевич?

— Да, — девушка кивнула и направилась к двери. — То есть нет. — Она повернулась и вопросительно взглянула на капризного гостя. — Я хочу сказать… Мне надо… Черт, я должен отлить, понятно? И не только.

Хозяйка подошла к кровати, наклонилась, вытащила больничную утку и, не выпуская из рук, выжидательно посмотрела на Страхова. — Вы что же, — растерялся тот, — собираетесь это под меня подкладывать?

— Конечно.

— Да вы в своем уме?! Я не паралитик и не старик. Дайте сюда. — Он попытался выдернуть судно и заскрежетал зубами от боли, пронзившей нутро каленым железом. — Твою мать!

— Не надо ругаться, — спокойно заметила Наталья, — и стыдиться не надо. Если б кто-то другой оказался на вашем месте и так же нуждался в помощи, неужели бы вы отказали? Спустите штаны, приподнимитесь чуток, вот так, — и, ловко подпихнув судно под страховский зад, застыла рядом. От нее приятно пахло молоком с мятой.

— Слушай, да отойди ты от меня Христа ради! Я потом позову.

— Хорошо.

Спустя полчаса довольный и сытый Страхов выслушивал, что с ним стряслось.