– Ерунда. Тебе показалось, – отмахиваюсь я.

– Мне не показалось! – откладывает в сторону журнал Иван. – Ты что, обалдела? Чувак тебе всю дорогу глазки строил, хохмил, музыку свою любимую ставил, а тебе показалось. Он на тебя так смотрел…

– Ты думаешь?

– Я не думаю. Я видел своими глазами. И куртец вон тебе подогнал.

– Понравилась? Могу задарить! – предлагаю я.

– Не разбрасывайся чужими вещами!

Иван жует сэндвич, глядя на самолеты.

– Не волнуйся, я не ревную, – говорит он после паузы.

– А я уж надеялась! – усмехаюсь я.

– Нет, серьезно! Думаю, у тебя хватит ума не потерять его визитку.

– Я… не помню, куда ее положила.

– В сумку. Во внешний карман. Я внимателен к деталям. Потеряешь визитку – уволю!

– Ты сводник!

– Отнюдь! Просто тебе наконец надо перестать строить из себя синий чулок и расслабиться… За то время, пока я тебя знаю, у тебя же не было ни одного свидания! Или ты это… ну, по другой теме?

– Так, все, разговор окончен! – говорю я.

Девчушка напротив, уже не стесняясь, разглядывает нас. Еще мгновение, и она, кажется, вступит в диалог.

– Слушай, – говорю я совсем тихо. – Это ты… Ну там, в моем сне.

– В каком сне? – поворачивается ко мне Иван.

– Ну помнишь, я рассказывала, что иногда мне снится какой-то парень. На Гоа или еще где…

– Ну?

– Это ты.

– Почему я? – допивает свой кофе Иван.

– Откуда я знаю? Ты, и все. Я это только что поняла. Пока ты ходил за покупками, я заснула. И снова увидела этот сон. В самом конце человек у моря обернулся, и я поняла, что это ты. Только с бородой и с длинными волосами.

Иван задумчиво взъерошивает волосы, словно определяя их длину.

– С бородой? Типа, Робинзон Крузо? А что-то еще происходит в твоем сне? Ну, несчастные случаи, наводнения, ураганы, убийства?

– Нет. Мне до твоих кошмаров наяву далеко. В моем сне есть только ты и я. Ну еще пальмы, песок и все такое.

Иван снова молчит.

– В твоем сне… мне там было хорошо?

– Да… То есть… Наверное. Ты выглядел умиротворенным.

– Ха! Это же здорово! Это добрый знак! – весело заявляет Иван.

– Надеюсь…

Несколько мужчин в одинаковых темных плащах с меховыми воротниками проходят мимо нас и усаживаются за столик у самого окна. Дождь почти закончился. Ночь черна и холодна – далеко, там, где граница летного поля переходит в лесопосадку, ветер нещадно треплет почти облетевшие верхушки деревьев. Погода окончательно испортилась буквально за несколько часов…

– Знаешь, я пойду пройдусь, – говорю я. – Ноги разомну.

– Угу. Не заблудись! – напутствует меня Иван, снова принимаясь за журнал. – Да, кстати, ты это есть будешь? – тычет он в мой нетронутый сэндвич.

– Нет. Вэлкам!

За моей спиной захлопываются двери индивидуального рая для избранных, и я оказываюсь в основном здании.

Любой аэропорт, как казино, не имеет времени. Здесь вечно бодрый персонал, вечно горячий кофе, вечно свежие булочки и вечное чемоданное настроение. Отсюда навсегда улетают в лучшую жизнь герои голливудских фильмов, здесь встречаются закоренелые романтики в книгах о настоящей любви (для дам и прочих чувствительных натур), и небо здесь куда ближе, чем на остальной поверхности планеты. Территория любого аэропорта – это совершенно отдельное от прочего мира пространство, где протекает совершенно иная жизнь. Вечная зависть человечества к птицам материализуется здесь в виде алюминия, стали и реактивных двигателей. И пусть крылья – всего одни на пару сотен человек, усевшихся внутри хлипкого продолговатого цилиндра, и пусть самолеты регулярно валятся с неба или горят прямо в воздухе, большая часть путешественников отказывается от перелетов в пользу наземного транспорта лишь потому, что по земле передвигаться дешевле.

Оглядевшись по сторонам, думаю, куда бы мне податься. Слева на меня надвигается аппарат для мытья полов под управлением улыбчивой тетки лет шестидесяти. Справа, украшенный яркой вывеской, крохотный филиал какого-то банка предлагает совершить перевод денег. Рядом прилепились авиакассы. Скука! Плевать на VIP-сектор – пойду вниз, к простым смертным. Там хоть поглазеть есть на что.

Первый этаж встречает меня стойким запахом еды и негромким гулом множества голосов. Здесь аншлаг! Все сидячие места в холле, а также места за столиками в кафе заняты. Бессонница запивается литрами кофе, предполетная скука зажевывается свежими газетами. К стойкам регистрации тянутся сразу несколько очередей. Если в стране и есть кризис, то авиаперевозок он, кажется, не коснулся. Публика вокруг более рафинированная, чем на вокзалах: больше хорошей обуви, больше скучающих взглядов, через одну – дорожные сумки от Луи Виттон. Треть «Луи Виттонов» даже, кажется, настоящие.

Вокзалы вечно утомляют вас грязью, гарью, суматохой, дешевой шаурмой подозрительного происхождения и пустыми бутылками по углам. Одна только площадь трех вокзалов, со своими бомжами, бродячими собаками, попрошайками (которые, кажется, в доле с полицией) и вечным межсезоньем достойна отдельного трехтомника. Стоит взяться за ручку любой двери, и вот уже ваша ладонь – рассадник разнообразных бактерий и палочек. Стоит отвлечься, и вот уже содержимое ваших карманов становится чьей-то собственностью. В аэропортах все иначе – грязь и слякоть мегаполиса остаются за идеально надраенными стеклянными дверями терминалов. Интерьеры нарядны, полы натерты, пассажиры, помимо багажа, обременены также солидным социальным статусом, и даже столпотворение у ленты с багажом выглядит стильно. Ну и вообще, тот факт, что вы смогли оплатить авиабилет, а также чай с булочкой в местном буфете, значительно поднимает вас в собственных глазах.

Прогулявшись туда-сюда по залу, останавливаюсь возле табло. В течение ближайшего времени ожидаются рейсы из Перми, Челябинска, чуть позже – из Сургута и Екатеринбурга. Пока я бесцельно глазею на информацию о прилете-вылете, с диспетчеров наверняка сходит семь потов. А чего это мы, собственно, собрались в Санкт-Петербург? Надо было выбирать смелее, к примеру, Париж! Если я и мечтала улететь куда-нибудь спонтанно, то, наверное, в Париж. Да, я знаю, это дурацкий киношный штамп – улетать в Париж. Но, согласитесь, Париж куда романтичнее, чем Питер, Хургада, Рим, Амстердам и даже Нью-Йорк. Открыв воображаемую записную книжечку, я делаю в ней пометку – после того как вся эта история с Иваном закончится, я обязательно слетаю в Париж. Точно так же – без вещей, без особых целей и без обратного билета. В одиночестве. Теперь я могу себе этой позволить.

Закрыв воображаемую записную книжку, я кладу ее на воображаемую полку и понимаю, что действие очередной чашки кофе закончилось. В теле начинается неприятная ломота – явный признак недосыпа. Перспективы на сон в ближайшее время у меня безрадостные – в самолетах я не сплю, а кровать и подушка еще не скоро составят мне компанию. Обычно я категорически против энергетиков. Но сейчас от пары банок не отказалась бы…