– Из этого дома есть подземный выход?

Старик вопросительно посмотрел сначала на Янека, как бы спрашивая: «Неужели успел разболтать?», – потом на Громова.

– Есть. Под огородом – каменная пещера. Напрасно вы надели мундир. Придет старуха, постирает. Она у соседки. Не собираетесь же вы уходить.

– Да уж спасибо, приютили, обогрели… Никогда бы не подумал, что вслед за вашим приглашением последует такой спектакль.

– Я еще пригожусь вам, пан офицер, – покаянно молвил старик. – И я, и этот дом. Не надо мне мстить. Я ведь понимаю, что вы здесь не один. Где-то в лесу или в городке есть еще ваши люди. Так что вам понадобятся и связной с городским подпольем, и надежная квартира. Мы договорились, пан офицер? – с надеждой посмотрел он на Громова.

– Хорошо. Будем считать инцидент исчерпанным. Мои люди не тронут вас, это я гарантирую. Вот ваш пистолет.

– Пусть лучше он будет у вас, так вам будет спокойнее. Оставайтесь здесь. Спать будете в той, крайней, комнате. Дверь закроете на засов. Оттуда вход в подземелье. Охранять нас будет Янек. Если случится облава, он предупредит.

– Помните, я говорил вам, что хотел бы найти одного человека. Он живет в деревне, как ее?..

– Помню. Липковое. На городской мельнице работает знакомый паренек. Именно из этой деревни. Я расспросил его… как бы между прочим. Но потом, грешный, подумал, что это вам уже не пригодится.

– Еще бы! Янек, хочешь пойти со мной в эту деревню? Это будет твоей первой боевой операцией. Речь идет об одном предателе.

– Он пойдет, – ответил старик за парнишку. – Только это не первая его операция. На его счету уже три фашиста.

– Ого! – с уважением посмотрел Громов на Янека. – Тогда тем более. Вдвоем будет легче. Опыт есть опыт.

Прошло четверо суток после неудавшейся операции по захвату лейтенанта Беркута, прежде чем Штуберу доложили, что Готванюк наконец появился в деревне и наведался домой.

– Его арестовали? – поинтересовался оберштурмфюрер.

Было раннее утро, и он только что поднялся. Спал Штубер на солдатской кровати, укрываясь солдатским одеялом. Всем своим бытом он подчеркивал, что не позволяет себе ничего такого, что бы выделило его в отряде. Войну и роскошь он считал несовместимыми.

– Пока не трогали, – ответил Зебольд. – Проследили. Прячется у старухи, дальней родственницы. Но поздним вечером наведывался к семье.

– Прелестно, мой фельдфебель, прелестно. – Это «мой фельдфебель» он продолжал произносить, пародируя подобострастное «мой фюрер», пытаясь хотя бы в такой форме выразить аристократическое презрение к «несостоявшемуся ефрейтору».

– Родственники должны быть расстреляны во дворе и там же погребены, – то ли переспрашивал фельдфебель, то ли повторял давний приказ.

– Окруженец обязательно должен присутствовать при экзекуции, – напомнил Штубер. – И сам засыпать яму. Да, медсестру не обнаружили?

– Пока нет. Вполне возможно, что она нездешняя и каким-то образом ее переправили поближе к фронту.

– А мне известно, что гарнизоны дотов комплектовали в основном из местных.

– Поиски будут продолжены, господин оберштурмфюрер.

– Но предупреждаю: медсестру не трогать. Организовать слежку. Где-то рядом с ней может оказаться Беркут.

Штубер спешил. Три дня назад он передал со старым другом отца, полковником, вылетевшим в Берлин, письмо, в котором просил помочь ему перейти в группу войск, движущихся на Москву. В разведку, в гестапо, да хоть в строевую эсэсовскую часть, лишь бы они действовали на московском направлении. Он отлично понимал, что главные события развернутся там и лавры пожнут те, кто войдет в столицу русских или по крайней мере прольет кровь на ее подступах. Не зря его старый друг Отто Скорцени не захотел оставаться ни в Берлине, ни в какой-либо тыловой службе, а сражается, командуя взводом в эсэсовской дивизии «Рейх». Он знает, что сам факт участия в боях на Восточном фронте – это уже политический капитал.

Какие битвы и какие войны возможны после падения России? Блицкриг в Англии? Война флота и авиации с Америкой? Все это уже не то. Войны против европейских стран и против Америки не станут столь популярными. А в аристократических кругах они вообще будут встречены с негодованием. В конце концов, речь идет о странах западной цивилизации, с которыми у многих аристократов и промышленников давно налажены коммерческие и иные связи.

Если письмо было доставлено отцу сразу же, через неделю может прийти распоряжение относительно его дальнейшей судьбы. И к тому времени Штубер уже хотел бы видеть Беркута перед собой. Он постарался бы определить его в диверсионную школу, чтобы потом иметь под рукой опытного, хладнокровного, а главное, истинно своего человека из местных. Если же Беркут не даст согласия сотрудничать, он постарается поместить его в лагерь для военнопленных, под особый надзор, для раздумий, чтобы со временем вернуться к прежнему разговору.

Но даже если вербовка не удастся, разоблачение диверсанта такого ранга ему все равно зачтется.

Утром, когда Громов уже позавтракал вместе с Залевским, в доме снова появился Казимир.

– Я без оружия, – предупредил он еще с порога, видя, что лейтенант схватился за кобуру. – Надо поговорить.

– Ну, если надо. И если хозяин пригласит тебя…

– Заходи, заходи, Казимир, – отозвался старик. – Есть хочешь? Мы уже позавтракали…

– Добрые люди тоже не оставили меня голодным, – он присел к столу, резко отодвинул от себя краюху черного хлеба, внимательно посмотрел на Громова. – Я ночевал у одного знакомого, возвращаться в лес было далековато. Этот мой хороший знакомый, с которым я могу говорить откровенно…

– Зовут его Владислав. Вчера ты пытался уговорить его, чтобы он ворвался в дом вместе с тобой. Чтобы взять реванш. Поэтому объяснения лишние. Насколько я понял, он и сейчас дежурит у дома.

– Ничего не поделаешь, должен же быть кто-то, кто мог бы предупредить нас, что у ворот появились фашисты. Кстати, мы проверили: вчера действительно была взорвана машина с боеприпасами. Немцы оцепили весь тот район. Пошел слух, что в округе появился специально подготовленный диверсант, нападающий на машины. В близлежащих селах швабы провели облавы. Дорогу теперь будут патрулировать.

– Как много шума из-за одной машины, в то время, когда гибнут целые дивизии, – облегченно вздохнул Громов. – Вот твое оружие, Казимир. Я – человек, случайно оказавшийся в этом доме и в вашем обществе. У меня свой путь и свои проблемы. Но, думаю, мы не должны забывать о существовании друг друга. Я вижу, что у вас действительно есть неплохая агентурная сеть. Понятно, что, хотя я советский строевой офицер, а не немецкий контрразведчик, раскрывать эту сеть вам не хочется…

Казимир как-то слишком поспешно и стыдливо спрятал пистолеты, засунул нож за голенище.