Артур затаил дыхание, глядя на ее нагое тело. Груди ее «были прекрасно выточены, как раз по мерке его ладоней; гибкая талия изящно переходила в женственные бедра, из которых вниз устремлялись ноги, крепкие и сильные, как у кобылицы. Она была красивее и соблазнительнее, чем ему представлялось, — и он упал на колени и зарылся лицом в мягкую впадину внизу ее живота. Он почувствовал ее руки у себя на голове, ее пальцы у себя в волосах, услышал ее тихий вздох.

От этого вздоха по телу его пробежало спиралью жадное желание. Он стиснул ее бедра, сминая их нежную плоть и вдыхая в себя ее женственный запах.

Керри гладила его плечи и руки, а он крепко прижимал ее к себе, жадно вбирая ее в себя, чтобы насладиться той ее частью, которая могла бы постоянно жить в нем. Желание его было непреодолимо, оно бушевало в нем, как некое чудовище. Казалось, он никогда ею не насытится — он сознавал только ее присутствие; каждое чувство, каждая пора его кожи были полны ею, ее сладостным ощущением, ее ароматом. Кожа его груди горела там, где к нему прижимались ее голые ноги, его плечи были опалены ее пальцами, пламя так неистово бушевало внутри его, что угрожало окончательно его испепелить.

Он с трудом встал, проведя губами по ее животу, по упругой груди и шее, потом коснулся ее губ, и его язык пробрался между ними, наслаждаясь тайниками ее рта и сладким дыханием. Его рука скользнула по ее шее, погладила щеку. Пальцы Керри вцепились в его запястье, и он почувствовал, как ее тело без всяких усилий обтекло его крепкое, сильное тело.

Желание мчалось по его жилам, точно жидкая лава. Керри отвечала ему со страстью; ее бедра прижимались к нему, соблазнительно двигаясь в первобытном танце. Он быстро терял терпение — он должен получить больше, должен получить ее всю, и он положил ладони на ее горячие груди. Она выгнулась навстречу ему, его ладоням, и тогда уже его вздох растаял между ним и ею.

Это было больше, чем мужчина способен вынести. С тихим стоном Артур подхватил ее на руки и понес к кровати. Он упал вместе с ней на старое хлопковое покрывало. Рука его погрузилась в ее распущенные черные волосы, захватывая их полной горстью, а сам он жадно впился в ее губы. Желание Керри было таким же безумным — ее руки вдруг оказались везде, они скользили по его рукам, его груди, вниз, к бедрам.

Он гладил ее грудь, осторожно мял сосок, пока тот не стал твердым и напряженным, и, оторвавшись от ее шеи, стал целовать его. Ощущение ее гладкой кожи у него во рту пьянило; а Керри провела пальцами по его волосам, прижала его голову к своей груди, застонала низким гортанным голосом, когда он стал ласкать другой сосок. Теперь страстные содрогания пробегали по всему его телу, концентрируясь в чреслах.

— Какая ты красивая, — восхищенно прошептал он и, протянув руку к ее бедру, стал поглаживать теплую, нежную кожу.

Керри задохнулась. Артур горел, точно в преисподней, и снова нашел ее губы и глубоко погрузил язык в ее рот.

Керри извивалась, выгнув бедра навстречу ему и вцепившись пальцами в его тело, а он нежно описывал пальцами круги вокруг средоточия ее наслаждения.

— Милая моя, — шептал он, — моя прекрасная милая шотландка.

Руки Керри соблазнительно двигались по его соскам, по животу, но когда она дерзко погладила его поверх штанов, мир словно опрокинулся. Она высвободила его из тесной одежды, и по спине у него пробежала волна добела раскаленного пламени. И когда она обхватила его рукой, он чуть не взорвался.

Ощущение было потрясающим — каждое ее новое движение оказывалось поразительнее предыдущего. Эта женщина, эта молодая деревенская вдовушка сумела довести его до таких пределов желания, каких он не испытывал в объятиях ни одной женщины. Он был в опасной близости от эмоциональной и физической пропасти, и он знал, что, если в нее упадет, ему уже никогда оттуда не выбраться.

Слишком поздно.

Он упал туда много дней назад. Артур неожиданно схватил Керри за руку и оторвал ее от себя, отчего светло-синие глаза открылись и с удивлением уставились на него. Никогда еще он так сильно не желал женщины. Никогда ему до такой степени не хотелось показать ей, что он испытывает, дать ей все наслаждение, какое только в его силах, удовлетворить ее такими способами, каких она до сих пор не знала.

Керри нежно коснулась его виска, и он увидел в ее глазах свет, отблеск чего-то, запрятанного глубоко в ней, и почувствовал, что падает в эти глаза, тонет в них. Полностью погрузившись в них, он не мог оторвать взгляда от ее глаз, когда раздвигал ее бедра и медленно входил в нее. Губы ее раскрылись вместе с телом; она испустила долгий вздох, веки ее затрепетали и опустились, спина выгнулась, груди вжались в его грудь. Она инстинктивно подладилась под его ритм.

К его великому изумлению, поток незнакомых, но сильных эмоций неожиданно охватил его, и он ощутил странную нежность. Керри, кажется, поняла это; она вдруг открыла глаза и улыбнулась сверкающей улыбкой.

— Артур, — она погладила его по щеке, — ты разбудил во мне зверя, Артур Кристиан, — прошептала она и задвигалась.

О Боже, как она двигалась! Артур обхватил ее бедра; его удары становились все быстрее и быстрее; она прижалась к нему, дыхание ее было горячим, она задыхалась.

В конце концов, его чресла не выдержали напряжения и взорвались; в тумане сотрясающего апогея он услышал ее крик откуда-то издалека и почувствовал, как ее тело бьется в конвульсиях рядом с ним, вытягивая из него жизнь. Гортанный стон вырвался из его груди, и он отдал ей всю свою жизнь без остатка.

Задыхаясь, Артур крепко обнял ее и прижал к себе. Оба молчали; они были ошеломлены этим сладостным ощущением, пламенем, вспыхнувшим между ними.

Он гладил ее по волосам, по шелковистой коже спины. Не сразу он осознал, что его плечо влажно не от пота, а от ее слез. Он посмотрел на нее, но Керри уткнулась лицом в его плечо. Он молча обнял ее и привлек к себе на грудь.

Так они и лежали — Артуру показалось, что прошла целая вечность, — и каждый был погружен в свои мысли, и лунный свет, проникающий в окно, озарял их любовь. Когда она, наконец, заговорила, ему пришлось напрячь слух, чтобы расслышать ее слова.

— Ты должен знать, что я люблю тебя.

Это признание ударило его прямо в солнечное сплетение.

— Нет, — не согласился он. — Просто прошло очень много времени, с тех пор как ты…

Она остановила его, тихонько фыркнув.

— Артур, даже слепому ясно, как я тебя люблю. — Она замолчала; усмешка замерла в ее горле. — Не нужно ничего говорить. Обещай мне только, что уйдешь до рассвета, хорошо? И… не буди меня. Будет просто невыносимо смотреть тебе вслед.

И уходить будет тоже невыносимо.

Он нежно поцеловал ее в макушку.

— Обещаю.

— А когда ты доберешься до дома, пришли весточку. Обещаешь, да?

— И это обещаю.

Она вздохнула, тихо и мучительно, и сердце у него заныло.