Братья аббатства Святого Варфоломея специализировались на мебели. Поскольку малая толика процентов с состояния Хайнмана оплачивала их текущие расходы, продавать изготовленные ими стулья, столы и буфеты необходимости не было. Все отдавалось организациям, которые обставляли дома для бедных.

И с помощью имеющихся у них инструментов, досок и умения они без труда могли укрепить все окна и двери.

Сестра Анжела постучала ручкой по листу со списком:

— Пятеро.

— Мэм, может, вам следует позвонить аббату, рассказать ему обо всем этом, потом поговорить с братом Костяшки?

— Братом Сальваторе.

— Да, мэм. Рассказать брату Костяшки, что нам здесь нужно, насчет защиты и укреплений. Пусть он проконсультируется с остальными четырьмя, которых мы выбрали. Они знают своих братьев лучше, чем мы. И назовут лучших кандидатов.

— Да, это правильно. Если бы только я могла сказать им, от кого им придется защищаться.

— Я бы тоже хотел это знать, сестра.

Все автомобили, которыми пользовались братья и сестры, стояли в гараже, расположенном в подвале старого аббатства.

— Скажите брату Костяшки… — продолжил я.

— Сальваторе, — поправила меня сестра Анжела.

— … что я подъеду к аббатству на одном из вездеходов, чтобы привезти их сюда, и скажите ему…

— Ты сказал, что за стенами школы враждебно настроенные люди.

«Люди» я точно не говорил.

— Враждебные. Да, мэм.

— Не опасно ли это — ехать в аббатство?

— Для детей будет опаснее, если мы не привезем сюда подмогу.

— Это я понимаю. Дело в том, что тебе придется сделать две ездки, чтобы привезти так много братьев, их бейсбольные биты, инструменты. Я сяду за руль одного вездехода, ты — второго, и мы все сделаем за один раз.

— Мэм, я бы очень хотел погонять с вами по снегу, в реве двигателей и визге покрышек, но я хочу, чтобы за руль второго вездехода сел Родион Романович.

— Он здесь?

— На кухне, покрывает шоколадной глазурью пироги.

— Я думала, ты относишься к нему с подозрением.

— Если он — верзила, то я — большой поклонник цимбал. Когда мы будем защищать школу, если до этого дойдет, мне бы не хотелось, чтобы мистер Романович находился здесь. Я попрошу его отогнать один из вездеходов к новому аббатству. Когда вы будете говорить с братом Костяш… альваторе.

— Костяшальваторе? Я не знакома с братом Костяшальваторе.

До встречи с сестрой Анжелой я и представить себе не мог, что монахини и сарказм могут давать такую гремучую смесь.

— Когда вы будете говорить с братом Сальваторе, мэм, скажите ему, что мистер Романович останется в новом аббатстве, а на обратном пути за руль сядет он, Сальваторе.

— Как я понимаю, мистер Романович не узнает, что у него билет только в одну сторону.

— Нет, мэм. Я ему солгу. Предоставьте это мне. Что бы вы обо мне ни думали, лгун я умелый и изобретательный.

— Если ты еще играешь на саксофоне, тогда от тебя исходит двойная угроза.

По мере приближения ленча активность на кухне нарастала. Теперь уже пели не две монахини, а четыре, и не на испанском, а на английском.

Все десять пирогов покрывала шоколадная глазурь. Выглядели они потрясающе аппетитными.

Закончив смешивать большую миску ярко-оранжевого апельсинового масляного крема, Родион Романович наполнил им большой кулинарный шприц и разукрашивал первый пирог.

Когда я возник рядом с ним, он не поднял головы, но сказал:

— А вот и вы, мистер Томас. И, как я вижу, надели лыжные ботинки.

— В носках я ходил так тихо, что пугал сестер.

— Вы уходили, чтобы поиграть на цимбалах?

— Цимбалы — пройденный этап. Сейчас меня больше интересует саксофон. Сэр, вы бывали на могиле Джона Диллинджера?[21]

— Как вы, очевидно, знаете, он похоронен на кладбище Краутон-Хилл. Я видел могилу преступника, но на кладбище приходил, чтобы засвидетельствовать мое почтение покойному писателю Буту Таркингтону.

— Бут Таркингтон удостоен Нобелевской премии, — ввернул я.

— Нет, мистер Томас. Бут Таркингтон[22]удостаивался Пулитцеровской премии.

— Как я понимаю, вы должны это знать, будучи библиотекарем Библиотеки штата Индиана, расположенной в доме сто сорок по Северной Сенатской авеню, где хранятся тридцать четыре тысячи наименований книг как об Индиане, так и написанных писателями из Индианы.

— Больше тридцати четырех тысяч, — поправил меня Романович. — Мы гордимся этим числом, и нам не нравится, когда его уменьшают. Возможно, в следующем году у нас будет уже тридцать пять тысяч наименований книг об Индиане и написанных писателями из Индианы.

— Bay. Это будет повод для праздника.

— Я наверняка испеку не один пирог.

Разговаривая со мной, он продолжал украшать пирог витиеватым рисунком, и рука его ни разу не дрогнула.

Если бы он уж очень не напоминал хамелеона, сидящего на ветке дерева в ожидании, когда подлетит бабочка, и цветом замаскировавшегося под эту ветку, я, возможно, начал бы сомневаться в том, что он — потенциальный злодей.

— Раз уж вы — верзила, у вас должен быть опыт езды по снегу.

— Да, мне частенько приходилось иметь дело со снегом, и в приютившей меня Индиане, и на моей родине — в России.

— У нас в гараже два вездехода, каждый оснащен плугом-снегоочистителем. Нам нужно отогнать их в аббатство и привезти сюда несколько братьев.

— Вы просите меня сесть за руль одного из вездеходов, мистер Томас?

— Да, сэр. Если вы сядете, я буду вам очень признателен. Мне не придется ездить в аббатство дважды.

— А для чего братьям ехать в школу?

— Для того, чтобы помочь сестрам в случае, если из-за бурана прекратится подача электроэнергии.

Он нарисовал миниатюрную розу, закончив украшение одного из углов пирога.

— Разве у них нет аварийного электрогенератора?

— Да, сэр, разумеется, есть. Но мощность его недостаточна. Где-то придется отключить освещение, где-то обогрев, перейти на камины. И сестра Анжела хочет, чтобы поломка генератора не застала ее врасплох.