Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Я подумывал о самоубийстве незадолго до того, как мой прошлый напарник попытался вышибить мне мозги. Вообще, кто-то здесь собрался жить вечно?
— Только не я. Я уже говорила, что мне осталось года три, затем год на утилизацию и всё?
— Говорила. Значит, танцуем?
— А мы и не останавливались. Начали за цент, продолжим на доллар. Вот только какой цели ты собрался достичь?
— Вкратце — надрать бородачу задницу. Подробно — этот гад расстрелял моих людей и пытался убить меня. Значит, чем-то мы ему можем помешать, и это что-то настолько не укладывается в устав Агентства, что он вспомнил свою нелюбовь ко мне и не побоялся напасть на своих коллег. Значит, он в своей песочнице что-то варит и боится, как бы его варево кто-то не расплескал, я готов идти с этим в банк.
— В жопу устав, патрон. Я не смогу спокойно доживать в тиши, зная, что парни из моей группы полегли ни за что, покупая нам пару минут своими жизнями.
— Я всегда в тебя верил, детка, — Холлоран отсалютовал ей кофейным стаканчиком. — Так, нам, — ну, или мне, ты пригодишься здесь, — надо сначала выбраться из города, добраться до Вегаса, а там проникнуть в дата-центр «Сансары».
— Я и с оружием в руках могу себя показать, базовая подготовка у всех «людей в черном» одинаковая, патрон.
— Вот только с клавиатурой и каналами связи ты управляешься намного лучше меня, а сейчас наше главное оружие не стволы, а информация. Мне осталось только кое с кем договориться, и дело в шляпе.
— Благословите меня, святой отец, ибо я согрешил. — Голос из-за деревянной решетки показался отцу Хулио до странности знакомым. — Прошло больше года с момента моей последней исповеди.
— Говори, сын мой.
За перегородкой поерзали, судя по всему, устраиваясь поудобнее.
— Я убивал людей. Не людей тоже, но были и люди. Делал я это как по приказу, так и приняв это решение самостоятельно.
— Это тяжкий грех.
— Разве, святой отец? Но ведь люди забирают жизни у убийц.
— И все равно только Господь может судить.
— И окружной суд. Чем окружной судья отличается от меня?
— Ты гордишься тем, что делал?
— Нет, святой отец. Но я считаю, что делал то, что необходимо. Меньшее зло, понимаете?
— Зло не бывает большим или меньшим, и не гордость у тебя, но гордыня. — Отец Хулио откашлялся. — Раскаиваешься ли ты?
— Думаю, что нет, святой отец. Дворник не раскаивается в том, что он метет двор, разве что в том, что двор плохо выметен.
— Тогда грех твой не в отнятии жизней, но в отсутствии смирения. В качестве искупления прочти Десятикнижие и помолись Богородице. Ego te absolvo a peccatis tuis, in nomine Patris et Filii et Spiritus Sancti.
— Аминь, святой отец. Кофе будете?
Отец Хулио выбрался из исповедальни и понял, что не ошибся, узнав в человеке по ту сторону решетки Холлорана, — тот как раз выбрался из-за занавески и протягивал ему стаканчик. Священник с кивком принял его и приоткрыл крышку.
— Двойной капучино с корицей, прихватил по дороге. — Голландец отхлебнул из своего стаканчика. — У меня есть к вам дело, святой отец.
— Вы же знаете, что сейчас вас ищут все городские и федеральные службы охраны правопорядка, которые только существуют?
— И еще пара несуществующих. Но я подумал, что готов рискнуть ради удовольствия выпить кофе с хорошим человеком.
— Ладно, спускайтесь вниз и подождите меня в кабинете, хорошо? Я пока закончу, составлю вам компанию минут через пятнадцать.
Отец Хулио раскрыл Библию, которую держал в руках, и взгляду Холлорана предстали вложенные в вырезанные страницы малокалиберный никелированный револьвер (калибра примерно.22 или.25) и цилиндрик туго скрученных банкнот.
— И в мыслях не имел нарушать таинство исповеди.
Через несколько минут священник спустился к Холлорану, устроившемуся в потрепанном кресле для посетителей в «офисе». Библия заняла свое место на книжной полке, а епитрахиль была убрана в шкаф.
— Мне тут пришло в голову, что в работе священника и хирурга много общего, — заявил отец Хулио, закрывая шкаф.
— Вы так думаете?
— Сами посудите. С одной стороны, чувство близости к человеку, чувство вовлеченности. У одного — физической, у другого — духовной. И тот и другой видят внутренний мир человека. С другой стороны, анонимность и отстраненность. Как на исповеди, так и на операции.
— Что наверху, то и внизу. Святой отец, да вы герметик!
Отец Хулио хмыкнул и устроился в кресле напротив Голландца, забросив на стол ноги в поношенных туфлях.
— Так что вас привело ко мне? Если не считать исповеди, конечно.
— Можете смеяться, святой отец, но, несмотря на весь мой материализм, я верующий человек. Может быть, моя вера и не очень канонична и не укладывается в символ веры, но я действительно верю в одухотворяющее начало всего. И в душу человека тоже.
— И в спасение?
— В раскаяние-то точно.
— Но пришли ко мне вы не за раскаяньем.
— Нет. Я пришел к вам заказать похороны. Не обязательно свои собственные, но шумные, стильные, чтобы запомнились надолго.
— Что вы имеете в виду?
— Мы с вами работаем довольно успешно, правда?
— Не то слово. Работа с вами дала возможность еще троих парней пристроить в колледж, а за пятерых выплатить залог, и это только в этом месяце. Но, я слышал, у вас сейчас есть некоторые проблемы? Заместитель шерифа лично заезжал узнать, не попадались ли вы кому на районе.
— И что парни?
— А что парни… Белое и черное отбивают им память надежно, такой вот медицинский парадокс.
— Если вы мне поможете, то для них все закончится. Обещаю, никто из парней не окажется под ударом, разве что сам сглупит, но тут уже все в руце Божией. Что до нас с вами… вам ничего не угрожает и не будет. Я же… ну, либо я решу этот вопрос, и мы продолжим сотрудничество, либо похороны окажутся моими, в таком случае я оставлю вам небольшое наследство.
Священник убрал ноги со стола и подался к агенту:
— Что вам нужно?
— Всего лишь убраться из города. Добраться до Вегаса, там мы разбегаемся. Сделать самостоятельно я это не могу: город перекрыт дорожными блоками, трасса до Вегаса патрулируется дронами и вертолетами. Но, если вы мне поможете, мы с вами разыграем старый-добрый Канзас-сити-шаффл.
— Разыграем… что?
— Канзас-сити-шаффл. Это когда все смотрят налево, а ты идешь направо. Надо будет сделать вот что…
Двумя днями позже жители Кейтеринборо стали свидетелями события, столь же запоминающегося, сколь невозможного. Похорон. Но боже, что это были за похороны…