— все его слабости. Брежнев всегда предпочитал атрибуты власти ее реальной силе. В идеале ему лучше всего было бы быть не Генсеком, а царем: на троне, с короной на голове, со скипером и державой в руках. Насколько ему казались важны “подлокотники", можно судить по тому, что, придя к власти, он первым делом добился уставного изменения своего титула — вместо хрущевского демократического “Первый секретарь", то есть primus inter pares[13], он возвратился к прежнему сталинскому — “Генеральный секретарь". Однако формально Брежнев все равно не являлся ни главой государства, ни даже премьер-министром, как Сталин или Хрущев, и недобирал свою долю почета за границей, так как титул “Генеральный секретарь" партийный, а не государственный, то есть обязательный лишь внутри советской империи. По дипломатическому протоколу не на его имя приходили поздравительные телеграммы от зарубежных руководителей, не он подписывал важные международные документы, иногда возникали даже проблемы с приветственным салютом во время заграничных визитов. Это беспокоило его всегда, но в старости, когда власть из реальности и вовсе превратилась в яркую погремушку, тщеславие усилилось сверх всякой меры. Поэтому он, говорят, прослезился (что, впрочем, случалось с ним все чаще и чаще), когда Андропов надоумил его занять самому должность Подгорного, упростив тем самым дипломатический этикет и сосредоточив в своих руках одновременно и партийную и государственную власть.

Если Брежневым, когда он принимал совет шефа тайной полиции, вместе со старческим слабоумием двигало старческое тщеславие, то Андропов, совсем напротив, действовал по тщательно разработанному и далеко идущему плану. Прежде всего, Брежнев хотя и оставался Генеральным секретарем партии, но одновременно соскальзывал на почетнопенсионную должность Председателя Президиума Верховного Совета СССР, то есть наследовал своему подчиненному и возвращался к прошлому, когда занимал тот же пост при Хрущеве. Пусть нюансы, но в сумме они давали не только ощущение, но и перспективу постепенного нисхождения больного лидера с политической сцены. А главное — то, что отчетливо понимал Андропов, но о чем не догадывался Брежнев: прежний триумвират был своего рода протоплазмой для ядра власти, а с распадом его Генеральный секретарь лишался естественной защиты, охранной среды. Теперь Брежневу не оставалось ничего другого, как полагаться исключительно на протекцию Андропова, тем более что вскоре, по естественным причинам, из прежнего триумвирата выбыл премьер Косыгин, который уже с конца 1979 года находился на смертном одре. Так вместо мощного триумвирата на пути Андропова к власти оказался слабосильный старик и несколько его незначительных коллег приблизительно одного с ним возраста.

У нас нет, к сожалению, никаких сведений о причинах внезапной опалы в ноябре 1978 года Кирилла Мазурова, ровесника Андропова, члена Политбюро и первого заместителя премьера. До этого в нем многие видели наследника если не Брежнева, то Косыгина. Одно несомненно: никакой идеологической распри между ним и Брежневым не наблюдалось. А так как все личные дела членов Политбюро в этому времени сосредоточились на столе председателя КГБ и, неся ответственность за их охрану, он одновременно осуществлял за ними слежку и держал на учете каждый шаг, каждый телефонный звонок, то, скорее всего, именно он спровоцировал опалу Мазурова. А в октябре 1980 года при таинственных, как отмечалось выше обстоятельствах погиб и протеже, соплеменник Мазурова — партийный руководитель Белоруссии Петр Ма-шеров.

Через три недели после его гибели премьер-министром взамен умирающего Косыгина был назначен Николай Александрович Тихонов, давний, еще с днепропетровских времен, приятель и сотрудник Брежнева, говоривший с сильным украинским акцентом. Он был на полтора года старше Брежнева — еще одна причина, почему он не представлял угрозы его власти. По этой же причине Тихонов — в отличие от Мазурова, Машерова или Романова — не был соперником и Андропову, от которого как раз и исходило предложение именно его назначить преемником Косыгина. Естественно, Брежнев принял это предложение не только с энтузиазмом, но и с благодарностью: самому ему становилось не очень ловко тащить за собой наверх еще одного старого приятеля — он и без того втащил туда достаточно. Кандидатуру Тихонова поддержал также третий днепропетровец — Андрей Кириленко, который в отсутствие Брежнева, по болезни либо из-за отъездов, исполнял обязанности Генерального секретаря. Вместе с Константином Черненко Брежнев, Кириленко и Тихонов образовали в Политбюро так называемую “днепропетровскую мафию". Усилению ее мощи немало способствовал Андропов, так как решительно предпочел эту группу “ленинградской" и “белорусской": знал ахиллесову пяту, которая с каждым годом делала “днепропетровцев" все более слабыми, все более уязвимыми. К 1982 году, когда в Кремле началась решительная схватка за власть, средний их возраст был 75 лет, то есть на 5 лет больше, чем средний возраст остальных членов Политбюро, которые также не отличались особой молодостью.

В ту пору Политбюро все больше и больше походит на совет старейшин некоего первобытного племени. Доступ к нему сорока-, пятидесяти- и даже шестидесятилетним партийным функционерам перекрыт намертво. Сторонние наблюдатели списывают созданную ситуацию на брежневский институт самосохранения. Однако маловероятно, что в его постепенно гаснущем сознании мог возникнуть этот геронтократичсский принцип. С 1977 года Брежнев попросту не в состоянии выполнять политические обязанности, тем более — создать сложную фортификационную систему вокруг трона. Ответственность за дворцовый порядок и покой патриарха лежала на Андропове как главе тайной полиции. Если у Брежнева и возникали какие-либо подозрения, то исключительно с подсказки Андропова: в его власти было вообще сделать больного старика маниакально подозрительным, хотя от рождения и в зрелые годы тому вовсе не свойственны такие усложненные комплексы. Но теперь, ввиду физической беспомощности, легко запугать его тем, что происходит за спиной, особенно в отсутствие. Так Андропов создавал заговоры и сам же разоблачал их, занимался инсинуациями, стравливал одних лидеров с другими, внедрял в сознание кремлевских стариков тревогу за будущее, делал их глубокую старость беспокойной и опасливой. И главным объектом всех интриг оставался сам Брежнев: созданная его главным жандармом атмосфера страхов и подозрений должна была напоминать ему политическую молодость, ибо ничего подобного со времен Сталина Кремль не знал. Сталинская эпоха — главный арсенал Андропова, к его услугам были секретные архивы КГБ — бесценный учебник борьбы за власть. Все, что делал в это время Андропов, он делал и по долгу службы, и из любви к интригам, и с тайной, но все более четкой целью дойти до вершины Кремлевского холма. Идея возрастного ценза для обретения входного билета в Кремль принадлежала лично Андропову. Достаточно сказать, что первыми заместителями Брежнева были: по партии — старший его на два с половиной месяца Андрей Кириленко, по Президиуму Верховного Совета СССР — старший на шесть лет