Оксфордский толковый словарь сообщает нам, что слово «балерина» возникло в конце XVIII века как феминитив от ballerino, по-итальянски – «учитель танцев»; ballerino, в свою очередь, произошло от латинского ballare – танцевать. В наше время балерин часто называют «танцовщицами» и «примами/солистками балетной труппы». Слово «балерина» ускользает от четкого определения; оно как будто всегда танцует и так и не приземляется в четкую пятую позицию.

Словарь «Мерриам-Вебстер», к примеру, позволяет называть балериной любую девушку из кордебалета; более того, мы часто слышим, как этим словом называют любую девушку, надевшую пуанты. Однако чем глубже наши знания о балетном искусстве, тем большим уважением мы проникаемся к этому слову, ведь в нем еще слышны оттенки поклонения, которые окрашивали этот титул в былые времена. «Прима-балерина», «прима-балерина ассолюта» – эти слова были почетной мантией, которую нужно было заслужить, как рыцарство, и получить в церемониальный дар от королевы, государства или директора балетной компании. Исключением из общего правила стал лишь Парижский театр оперы и балета, где премьеров и прим величают étoiles, звезды. Но Париж – родина балета, французам позволительно устанавливать свои правила. В наше время «дипломы балерин» не выдает ни одна королевская особа или комитет. Это незримая корона, и увенчивают танцоров ею невидимые руки.

Мнения по поводу того, кто достоин носить эту корону, всегда расходились и будут расходиться. В 2013 году бурю возмущения среди балетоманов вызвала статья в «Нью-Йорк Таймс», где предпринималась попытка определить, что такое «американская балерина» – «самостоятельная, искренняя, непосредственная». Американская балерина в этой статье противопоставлялась идеализированному типажу балерины Старого Света; далее авторы утверждали, что в настоящий момент есть «одиннадцать талантливых американских балерин, танцующих в шести разных американских балетных труппах, которые заслуживают звания балерины». Четыре дня спустя выпустили поправку к статье, когда выяснилось, что одна из этих «талантливых американок» родом из Англии. Все это показывает, как сложно даже отнести балерину к какой-либо категории, не говоря уж о том, чтобы дать определение этому термину. (1)

Тем не менее, каждая девочка, у которой когда-либо была пресловутая музыкальная шкатулка – та, где крошечная балерина в розовой пачке вращается под музыку, – интуитивно чувствовала истинный смысл этого слова и понимала, что это не просто танцовщица, а нечто гораздо большее: драгоценность, жемчужина человеческой культуры. Первые балерины, появившиеся в начале XVIII века, действительно были чем-то вроде национального сокровища – протекцию и поддержку им обеспечивали короли, аристократы и представители культурной элиты. Они были звездами в родной стране и за границей, располагали уникальной для женщин того времени личной и финансовой свободой и служили предметом эстетических дебатов, романтических фантазий и обожания поклонников. Так продолжается и по сей день: дебаты, фантазии, поклонники. В этой главе мы взглянем на эту тему под разными углами, рассмотрим ее материальные и нематериальные аспекты; сравним прошлое и настоящее и взвесим все невесомые проекции, из которых складывается образ балерины.

Байерли Тюрк, Дарли Арабиан, Годольфин Арабиан. Как у современных чистокровных скаковых лошадей есть свои родоначальники, есть они и в балете. Родоначальницами академического балета считаются Франсуаза Прево с ее благородством эмоций; Мари Камарго с ее одухотворенной виртуозностью; Мари Салле с ее волнующей естественностью. Сравнивать балерин и лошадей не очень красиво, но это сравнение используется много веков. Вспомните классические фигуры выездки, все эти переходы и вольты. А царственных венских липицанеров[43] с их головокружительными воздушными пируэтами – баллотадами, каприолями, курбетами! У высшей школы верховой езды с балетом одна программа и общее происхождение при дворе королей. Балетное па де шеваль («шаг лошади»), напоминающее движение лошади, бьющей копытом, быстрое и точное – одно из основных упражнений в балетном классе.

А Эдгар Дега? Этот художник XIX века любил рисовать и темпераментных лошадей, и балерин. Его привлекала их чувственность, напряжение и стать, анатомия желания, которым были пронизаны и скачки, и балетная студия. В годы расцвета творчества Дега существовала группа состоятельных мужчин – Марсель Пруст в книге «У Германтов» называет их «полубогами жокейского клуба», – ставших связующим звеном между лошадью и балериной. У каждого из них была своя ложа в Парижской опере и страсть к скаковым лошадям.

«Танцует не только скаковая лошадь, но и жокей», – говорила Брижит Лефевр, бывшая директриса Парижского театра оперы и балета. (2)

В конце 1960-х на ипподроме Саратоги была сделана довольно эксцентричная фотография. Это был снимок для рекламной кампании балета Джорджа Баланчина «Драгоценности», состоявшего из трех частей – «Изумруды», «Рубины» и «Бриллианты». Премьера балета состоялась в 1967 году в «Нью-Йорк Сити Балет». На снимке Баланчин в белых джинсах стоит на одном колене и держит за руку Сьюзен Фаррелл, которая делает арабеск на пуантах в белой пачке из «Бриллиантов». Чуть позади стоит красивая белая лошадь, вероятно, липицианской породы. Наездник, одетый в черное, растворяется на фоне темных деревьев, и мы видим лишь троицу в белом: невысокий мужчина, крупный горячий скакун и белое создание (создательница!) – на пуантах.

«Драгоценности» – балет, в котором средневековые образы вплетаются в нервную ткань неоклассицизма, потрясающее полнометражное полотно, где царят рыцари и скакуны, леса и замки, колдовство и девы, меняющие обличье. В «Бриллиантах» – оде куртуазной любви в духе Данте и Петрарки – Фаррелл попеременно играет единорога, лебедя, одинокую принцессу, танцующую в зеркальном коридоре истории, и балерину, изолированную от мира одержимостью Баланчина. При этом она остается молодой женщиной, тело которой рассказывает свою историю: на фотографии подъем ее левой стопы, на которой она балансирует, не так высок, потому что, когда Фаррелл было тринадцать лет, в эту стопу ее лягнула лошадь. Этот в чем-то нелепый рекламный снимок на самом деле изображает нечто очень серьезное. Его архитектурная конструкция, переплетение рук и ног, запечатлевает множество смыслов – символических, подспудных, спонтанных. Эта паутина разрастающихся ассоциаций – имманентное качество балерины.

Понятие имманентности существует во многих религиях и означает божественное или духовное присутствие, проявляющееся в материальном мире. Почтительная молва в своем преклонении наделяла божественными свойствами и великих исполнительниц: оперных див, «божественную Сару» (Бернар) и Ла Дузе (Элеонору Дузе), и классических балерин. В нашем мире, насыщенном новостями и сплетнями, где СМИ срывают все покровы, разделяющие зрителей и звезду, если и осталась еще какая-то тайна, то ее воплощает балерина, которая на сцене по-прежнему молчит. Сложный физический труд, связанный с ее искусством, ее сдержанность и грация, весь спектр спонтанных ассоциаций, которые вызывает ее образ – все это облекает ее в духовные одежды. И хотя фанаты больше не выпрягают лошадей, чтобы самим провезти карету балерины по улицам, как бывало в прошлые времена, все же они по-прежнему понимают, что каждая новая балерина – событие, ведь в ее теле заключено искусство, которое она сделала своим. Как делали его частью себя балерины с XVIII века, начиная с самых родоначальниц – Прево, Камарго, Салле.