Эш задумался, почему, черт возьми, из комнат на верхних этажах замка нет никакой возможности позвонить.

– Видите ли, Комрек является очень уединенной усадьбой, – продолжал менеджер. – Мы считаем, что для наших гостей лучше быть полностью отрезанными от общества. В конце концов, именно проблемы во внешнем мире в первую очередь приводят их в это убежище. Основа нашей терапевтической программы требует, чтобы такого контакта больше не могло возникнуть.

– Я не гость.

– Н-нет, конечно, нет. Но таково правило заведения – никаких неконтролируемых внешних коммуникаций ни для гостей, ни для посетителей. Это было оговорено в контрактах, которые вы подписали с Саймоном Мейсби, – добавил он, как бы прося прощения.

Эш пожалел, что не прочитал соглашения в полном объеме. Но Кейт Маккаррик должна была это сделать, значит, ее там все устроило. Может быть, сначала она возражала, а Слизняк Саймон ее уговорил. Эш задумался, знал ли Мейсби в полной мере о финансовом кризисе Института, прежде чем связался с Кейт. Эта мысль раздражала парапсихолога.

– Насколько я понимаю, Wi-Fi тоже отсутствует? – спросил Эш, заранее зная ответ.

– Да, мне очень жаль, мистер Эш.

– Хоть почтовые голуби у вас имеются?

При этих словах на губах у Дерримана возникла тень улыбки.

– Звучит странно, я знаю, – сказал он, – но здесь у нас проживают очень важные гости, и если их местонахождение станет известно, то Комрек, боюсь, больше не будет тихой гаванью, которой является сегодня. Одна только пресса все захлестнет.

– А очень важные гости, они тоже могут звонить только из ваших кабинетов?

– О нет, нашим клиентам никогда не позволяется пользоваться телефонами. Это было бы совершенно против правил Комрека. – Он в очередной раз справился с приступом нервозности, для чего тщательно подбирал слова. – Это еще одна причина, по которой подписанный вами контракт составлен т-так, что комар – э-э – носа не подточит. Мы требуем максимального соблюдения осторожности и гарантии полной секретности от всех наших сотрудников, а еще, естественно, имеющее обязательную силу соглашение о молчании от тех, с кем мы заключаем контракты.

– Что, если мне действительно понадобится войти в контакт с моим боссом в Институте?

– Тогда, разумеется, воспользуйтесь офисным телефоном. Вы просто должны играть по нашим правилам.

То есть кто-то будет подслушивать разговор, предположил Эш. Он чувствовал гнев и разочарование, но выражение его лица оставалось нейтральным.

Дерриман делал все возможное, чтобы успокоить экстрасенса.

– Вы, конечно, всегда можете написать письмо. – Да, верно, подумал Эш, и все, что вредно для Комрека, будет подвергнуто жесткой цензуре или даже уничтожено.

– Насколько я понимаю, мне дозволяется уехать, когда я захочу? – пробормотал он.

– Да, разумеется! – Это прозвучало, как будто Эш коснулся более счастливой ноты. Но затем, как если бы он вынужден был огласить дурное известие, Дерриман снова забеспокоился. – Есть еще кое-что: во время вашего здесь пребывания вы не должны покидать территорию, хотя вам это вряд ли понадобится: думаю, вы найдете здесь все, что вам нужно.

Господи, мысленно воскликнул Эш, это все равно, что быть приговоренным к тюремному заключению, только без обычных тонкостей.

Дерриман оживился – или, по крайней мере, снова заставил себя поднять собственное настроение.

– Я уверен, что, как только вы проведете здесь несколько дней и насладитесь нашим гостеприимством, у вас сложится лучшее понимание наших правил, какими бы драконовскими они ни казались вам на данный момент.

Эшу не удалось улыбнуться в ответ.

– Поверю вам на слово. Гм, теперь мне нужно освежиться и пообедать.

Генеральный менеджер сразу же направился к двери, все еще вяло улыбаясь, как будто был лишь частично удовлетворен тем, как он успокоил Эша. Когда он закрывал за собой дверь, Эш заметил:

– В двери вроде бы как нет ключа.

Дерриман, уже наполовину выйдя, обернулся на Эша с очередной смущенной улыбкой.

– Ни одна из комнат на этом этаже никогда не запирается, Дэвид. Там, где это необходимо, мы устанавливаем кодовые замки.

Уже утратив способность удивляться, Эш в ответ лишь слабо махнул рукой. Дерриман ушел, тихо прикрыв за собой дверь.

Следователь стоял, глядя на закрытую дверь и прислушиваясь к затихающим шагам Эндрю Дерримана, пока тот шел по потертому ковру к лифту. Он оставался на месте, пока шаги не стихли полностью, прикидывая, во что же такое втянула его Кейт Маккаррик. Во что такое он сам себя втянул? В конце концов он подошел к окну.

Солнце вернуло себе свое законное место на небе, и он всматривался в окрестности, наслаждаясь их великолепными осенними красками. На противоположной стороне широкого двора видна была разрушенная арка, где до этого он сидел в «Мерседесе», испытывая благоговейный ужас при виде замка, который, казалось, устрашающе плыл на низко стелящемся тумане.

Он подошел к своему старому и потрепанному чемодану, лежавшему на подставке для багажа в изножье кровати и, достав из кармана брюк маленький ключ, отпер его. Чемодан заполняли в основном инструменты его ремесла: две камеры, настенные термометры, спектрометр и другие устройства, которые помогут ему в ночном предстоявшем бдении. Подняв кое-какую сменную одежду, уложенную поверх оборудования, он глубоко погрузил руку с правой стороны чемодана и вытащил тонкую фляжку из хрома, обтянутую кожей.

Он открутил завинчивающуюся крышку, которая также служила крошечной чашкой для зеленой жидкости внутри.

Обычно он наполнил бы чашку наполовину водой и наполовину зеленым «составом», но не сегодня.

Рука у него дрожала совсем немного, и он осушил абсент одним жадным глотком.

Эдди Нельсон со всей быстротой, на какую были способны его сильные накачанные ноги, побежал от коттеджа в дикий (и сейчас, казалось ему, враждебный) лес. Дважды он спотыкался о скрытые корни деревьев, и гибкие ветви с чрезмерно разросшейся листвой хлестали его по лицу, заставляя вскидывать руку, чтобы защитить и без того слезящиеся глаза. Лицо у него покраснело, рубашка была испачкана, пропитавшись потом, и липла к телу; но он рвался вперед, безнадежно сбиваясь с имевшейся, но трудно различимой тропы. Сейчас его единственным желанием было оказаться как можно дальше от «шоколадно-коробчатой» обители Твигга.

Что за хрень с ним стряслась? – спрашивал он себя, мчась на последнем дыхании. Эти глаза, которые ждали его, когда он поднял лицо над подоконником, чтобы заглянуть снова, эти чертовы холодные злобные глаза, взиравшие с затененного, искаженного пороком лица. Уж не ждал ли его Твигг все это время, как будто зная, когда следует ожидать Эдди? Если такое слово, как «ненависть», могло бы иметь некое физическое воплощение, то им было бы это лицо.