Иногда переправляется огромный табун и «строит мост» – передние уже выходят на берег, а задние еще не вошли в воду. Тогда может не хватить патронов. Один патрон – один олень. Промахов здесь нет.

Жадничать нельзя. Во-первых, всех оленей надо собрать и привезти на берег. Во-вторых, всех надо за сегодня обработать.

На веревочный поводок нанизано десять двухметровых отрезков с затяжными петлями на концах. Сбрасывая тихий газ, Револь подводит дюральку впритирку к оленьей туше. Не слишком перегибаясь через борт, ты чалишь оленя за ногу или рог. И, держа поводок в руке или привязав к банке, вы буксируете этого оленя до следующего, зачаливая и его к связке. Когда набирается десяток, лодка упирается в связку носом и на полной мощности толкает плот к берегу.

Стрелять можно только выше по течению. Чтоб в результате вытолкать их к себе на точку. Сплывают вниз, толкаешь вбок. Против течения ты их не вытянешь. Медленное оно медленное, но и подвесной «Вихрь» не буксир.

По инструкции стрелять положено в ассортименте. Столько-то быков, столько-то важенок, по стольку телят первого и второго года. На самом деле охотник бьет рогачей побольше. Платят с килограмма мяса. Пожелания биологов насчет сохранения пропорций стада все имели в виду.

Олень красивое животное, и голова у него красивая, и глаза, у теленка этой весны головка как у кошки, у важенки средняя, матерый рогач куст над головой несет, и вот они пытаются в последние секунды отвернуть, уйти, и молча, не спастись, а ты целишься точнее и равновесие в лодке удерживаешь, и злоба возникает, что они еще мешать тебе пытаются. Не злоба, но легкое раздражение наготове, негативная реакция на любое их поведение.

Достигший дна под ногами олень спасается со всей мочи. А вплавь на переправе он беспомощен и покорен. Ты любуешься его грацией, преклоняешься перед его фатализмом и стреляешь под основание головы.

…С песцом зимой легче. Снегоходов еще практически не было. Редко кто достал себе «Буран». Путик обходили на лыжах. Капканы по маршруту то есть. Главное не вспотеть кто потливый. Лучше куртку снять и иди себе в свитере, когда разогрелся, а то застынешь потом в мокром.

Если его плашкой прихлопнуло, просто в рюкзак бросишь. А если в капкане еще жив, лучше душить. Беречь шкурку и патрон заодно. А он тянется от тебя как можно дальше и защищается из последних сил. А тебе надо рукавицей перехватить ему шею.

И жалости никакой, одна деловитость. Работа такая.

…Но бить котиков на Командорах я не полетел, как хотел. Дубиной по носу на лежбище? Спасибо за охоту. А мотыгой по черепу на пляже не хотите получить?

На берегу стоят вешала́ – навес с поперечными балками на высоте поднятых рук. Под балками висят на крюках за задние ноги оленьи туши, ждут на ветерке-холодке вывоза.

Полоска плоского берега перед ними выстлана досками. На доски выволакивают из воды добытых оленей и раскладывают в ряд.

Сначала надо пройти ряд с топором и плашкой и отрубить им головы. Плашка – это чурочка с вбитой для переноски скобой. Головы откладываются отдельно.

Потом кончиком ножа вскрывается брюшина и выпускается бутор – все внутренности. Они грузятся в носилки, легкие вырываются за трахею и кидаются к кишкам. Носилки относятся в яму.

Сердце надрезается и очищается от остатков крови, от печени отделяется желчный пузырь, сердце и печень кидаются по разным ящикам.

Голяшки с копытами отрезаются, нож проходит суставы через хрящи и связки, ножки выкидываются в те же носилки с бутором.

Затем центральный разрез продолжается до среза шеи вверх и нижнего отверстия вниз, и от него четыре надреза по внутренней длине ног. Ножом аккуратно подрезаешь связующие пленки, крепящие шкуру к мышцам. И надавливаниями кулака отделяешь шкуру от туши, словно отлепляешь марку от конверта.

Обдирать удобнее уже на весу, вдев крючья над суставами задних ног и повесив под балку. Чулки – шкуру с ног, это камус, снимают отдельно. Лобик с головы, род скальпа, – отдельно. Их надо аккуратно сложить в стопу, пересыпав крупной солью для сохранности.

Осталось вырезать из голов языки – отдельно, и вырубить из черепов рога с прилегающим куском кости.

Жесткая оленья шерсть тупит нож мгновенно, все время приходится точить.

Руки и нож ополаскиваешь в воде, от ледяной воды руки немеют, лимфа разъедает мельчайшую ссадинку в незаживающую ранку, на ночь мажешь руки техническим вазелином и кряхтишь.

В первый день от этой работы мутит и тошнит.

Через месяц я вдруг поймал себя на равнодушной мысли, что точно так, теми же действиями, могу разделать и человека. Отделить голову, выпотрошить, печень налево, сердце направо, кишки в яму. Ничего особенного в работе палача нет. Ополоснуть руки, вытереть о штаны, закурить, уже позвали:

– Миша, иди чайку хватанем! – Револь заварил и сел на ящик.

Кличка «Валет» на Валерке написана. Большая буква на большом пальце, остальные на остальных. Он тощий, жилистый, кудлатый, шебутной. С такими легко и хорошо.

– Ты меня знаешь, мне деньги по фигу, – плюет и лыбится он.

– А чего работаешь?

– А из интереса. Чтоб по-нормальному.

На разделке он рвал за двоих, потный и веселый.

– Вон тот здорово хуярит! – отметили друг другу нганасаны, на неделю подключенные к процессу решением неких местных органов. Для нганасан это типа на картошку отправили. Природные тундровики, маленькие, субтильные, сто пятьдесят сантиметров на сорок килограмм. А в сопку прет по тундре, как паровоз, хрен за ним угонишься. Работают не то чтобы лениво, просто у них замедлитель в организме. Среднее между охотником и вялым овощем. В тундре жизнь такая: и торопиться некуда, и силы беречь надо небольшие, и потеть вредно. Им запрещено продавать спиртное: спиваются. Мы с нашими двумя разделили как-то свои цалаговские сто двадцать пять граммов. Со стопки у них поплыли масленые глаза, ласковые и наглые щелочки.

На Рассохе были постоянные стычки. В большой непритертой компании народ агрессивен. Смирнейший из людей, тощий и длинный щербатый колхозник Толя при всех пообещал залупистому крепышу Коту: «Еще приебешься – голову «Дружбой» отпилю. Я десятку лес валил, еще могу повалить». Кот посмотрел и стал обходить его за пять метров.

Здоровый лоб Валентинов, сто девяносто в длину и в окружности, повадился травить Петю-очкарика. Петя мелкий, и вообще бывший бухгалтер.

– Вот ты уедешь, а он – останется, – сказал Цалагов.

– Почему?

– Видел я разных людей… – неопределенно пояснил Цалагов.

В результате Валентинову с грыжей вызывали санрейс и отправили в Норильск, а Петя нормально заработал за сезон и остался.