Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Где угодно, только не в походе.
Так что потерпит до стоянки.
Анашой обойдется.
Хотя, если в меру…
…У президента стаи, интеллигентного вида малого лет тридцати пяти в толстой, заклепанной по самое не могу кожаной косухе, круглых «хипповских» очках и с традиционным коротким «системным» хвостиком, удалось даже выпросить перерисовать подробную карту трассы.
Вплоть до какого-то абсолютно загадочного Миллерова.
Дальше даже байкеры без совсем уж крайней нужды не совались.
Там начинался бомжатник всея Руси.
А бомжи, как известно, предпочитают жить на помойках.
Такие дела.
Обстановка была расслабляющей, и я, расставив посты (на что байкеры отреагировали слегка неодобрительно, но с пониманием), разжился у президента травкой.
Аж два «калаша» отдал за пакетик – те самые, у «казачков» изъятые.
И пакетик, кстати, был совсем небольшой.
Но оно того безусловно стоило.
Конопля здесь, в принципе, росла повсюду, но именно эта, по словам гостеприимного хозяина, была самой «жирной» – ее везли издалека, с юга, из владений хохляцких наркобаронов.
Они в последнее время стали основными поставщиками зелья по всей обитаемой части Европы.
Трава действительно была хороша.
Меня забрало буквально с первого пыха.
Я «поплыл».
Было очень хорошо вот так просто лежать, скатав под голову кожаную, почти как у байкеров, куртку, и, ни о чем не думая, поглядывать в стремительно темнеющее небо.
Вон и звезды зажглись.
Такие смешные…
– Слышь, а ты правда – тот самый Гор?
Президент спрашивал это, наверное, раз в пятый.
Я то ли не слышал, то ли просто не хотел отвечать.
Трава, что вы хотите…
– Правда. А что?
– Да не… ничего… Хохлы за твою башку денег обещали…
– За нее многие обещали…
Время летело стремительно, звезды уже вовсю плясали свой ночной хоровод.
Мы подкурили по второй.
– И много?
– А хрен его знает. Мне-то по барабану, но ты все-таки поосторожней держись. Народ тут всякий шляется.
– И у тебя тоже?
Байкеры всегда отличались довольно жесткой дисциплиной.
Эти отмороженные и абсолютно свободные романтики трассы ни при каких обстоятельствах не позволяли себе нарушать свои внутренние законы.
Любые другие им были по тому самому барабану.
– И у меня, – неожиданно легко согласился президент. – Если б здесь только моя стая была. Это ж вольная стоянка!
Он неожиданно упруго поднялся на ноги:
– Но ты – мой гость. Пойду за вином схожу, сушняк пробил, – и он не спеша пошел в сторону лагеря.
Настолько не спеша, что я успел спросить его спину:
– Почему?
– А с тобой мой брат служил. Алик. Ты его, наверное, не помнишь.
И ушел.
Алик, Алик…
Вот черт, и правда не помню.
Это значило много – его покровительство – даже на «вольной» стоянке. Посты можно было снимать.
Его отморозкам много не надо, но они не ценят жизнь – ни свою, ни чужую.
Даже я не стал бы связываться.
Я не спеша докурил и совсем было собрался на боковую, но он вернулся.
С вином.
Мы выпили.
Забили еще.
Потом он читал стихи.
Что-то очень старое: Блок, Бунин, Бродский…
Я еще посмеялся, что у него все на букву «б», на что он на полном серьезе ответил, что настоящий поэт может быть только на эту букву. Потому что он и Бог, и блядь, и бездна одновременно.
И вообще, сказал он, поэзия совращает.
Если слишком долго смотреть в бездну, бездна начинает смотреть в тебя.
Я сказал ему, что у Ницше это совсем по-другому, на что он ответил, что Ницше здесь не при чем.
Так, подумалось…
…Мы забили и выкурили по четвертой, когда я спросил, что у него общего с этими фаши из Крыльев.
Он долго и недоуменно молчал.
– Знаешь, – сказал он, изрядно подумав и начиная набивать пятую «пятку». – Когда приходит тьма, это вовсе не значит, что пришло зло. Может быть, это просто ночь. И ты лежишь с девушкой, которую не то чтобы любишь… нет, с которой тебе хорошо. Здесь. Сейчас. И вокруг ночь. А что такое ночь? Ночь – это и есть крылья. Черные крылья Бога…
Пятую мы опять выкурили на двоих.
Через два дыма.
Потом уснули.
Утром его стая ушла, и больше я его никогда не видел…
…Следующий день прошел на удивление спокойно.
Пару раз мелькали какие-то конные разъезды, один раз по пути попалась небольшая байкерская стая, разумно уступившая нам трассу и переждавшая наш проход на обочине.
А ночевали мы на этот раз в Каэре.
Солидное такое сооружение, почти крепость.
С пулеметными гнездами, тремя древними, но вполне боеспособными и неплохо пристрелянными по секторам ДШК.
И даже со своим постоялым двором.
По периметру все это хозяйство было опутано тремя рядами колючки (между рядами – наверняка мины, но это так, частности), а на Андрея Ильича обитатели Каэра смотрели почти как на бога.
За свою безопасность здесь можно было не беспокоиться.
В общей сложности мы уже отмахали километров семьсот: пятьсот до Воронежа и пару сотен за два последних дневных перехода.
Совсем неплохо.
Если так пойдет, через три-четыре ночевки доберемся до Ростова. Вот только чует мое сердце – так не пойдет.
Не может все идти так гладко!
Не может!
…Я неожиданно легко заснул и так же легко проснулся.
Утро было серым и слегка прохладным, но не осенним, предзимним, а каким-то…
Бабье лето, короче…
Юг…
Я открыл окно и размял между пальцев первую утреннюю сигарету.
А, может, и не утреннюю.
Ночную.
До подъема еще часа два.
Можно и поспать.
Потом.
Но сначала покурить…
…Вот ведь, блин.
А зажигалку-то я, похоже, в джипаке оставил.
То-то весь вечер у ребят прикуривал…