— Прости, — услышал он как бы издалека ее голос.

Алешка ловко отразил первый удар. Резким движением он отбросил от себя Мишку, и, увернувшись от Пашки, сделал тому подсечку. Никита не посчитав нужным вмешаться, просто стоял на том же месте, глядя на своих товарищей. За несколько секунд освободившись от нападающих, Алешка сел на мопед и дал полный газ. Пашка, весь в грязи с разбитым носом зло сплюнул, глядя вслед бывшему приятелю.

— Его надо остановить, — хмуро произнес Михаил.

2008 год…

Мне снова почудился странный звук, но я уже не могла оторваться от мелких строк, от этой чужой и трагической жизни, неожиданно ставшей частью моей собственной. Оставалось совсем немного, чтобы добраться до конца, и с каким-то остервенением я врезалась глазами в местами размытые, едва различимые строки, чтобы наконец-то узнать все. Все до конца.

27 июля 1980 года…

«Они близко! Я понял это, как только вышел из дома, ставшего нам укрытием за последние дни. Я остро почувствовал взгляд, что прожигал меня насквозь: злой, непримиримый. После того, как пропал Родион, я стал более осторожен. Но здесь любой чужак может вызвать подозрение. Уж слишком мы отличаемся от тех, кто живет в этом месте годами. Догадываюсь ли я о том, что произошло с моим другом? Возможно, просто запрещаю себе думать об этом. Что это изменит, когда я твердо решил идти до конца. Сейчас трудно поверить, что когда-то это были лишь заданием, одним из многих. Понимают ли те, кто нас сюда послал, с чем нам придется столкнуться? Доверяют ли по-прежнему? Мне не нужно было брать в дело Михея. Теперь я знаю точно — он работает против нас. Мы уже давно перешагнули черту, а это значит, что поздно сожалеть. Можно ли назвать мою страсть одержимостью? Быть может. Болен ли я? Наверняка! И мне остается лишь попытаться исчезнуть до того, как они поймут, что Странник у меня…

Сейчас я держу его в руках! Черный бриллиант, прямоугольной формы, 230 карат. Любуюсь, игрой солнечного света на его темныхгранях. Во все времена черный бриллиант олицетворял собой тайну и силу, могущество и богатство. Никогда бы не подумал, что такое вообще возможно! До сих пор о нем не было никаких упоминаний, словно бы его никогда и не было. Странник… Он намного больше, чем знаменитые „Око Брахмы“ и „Корлов“. И я позабочусь, чтобы этот ореол никогда не был развеян. Говорят, что он сам выбирает себе хозяина, и служит защитой лишь тому, кого сочтет достойным себе. Я не считаю себя достойным, но почему-то для меня важно, чтобы он никогда не попал в руки им…»

Я отложила дневник, стараясь прийти в себя. Невероятно, чтобы мертвый камень мог вызвать в рассудительном человеке подобные чувства. Я слышала, как люди теряли разум во времена Золотой лихорадки. Возможно ли, что жажда наживы взяла в Пахомове вверх над любовью к близким? Что он был за человек? И почему этот камень занял такое прочное место в его жизни?

Последняя прочтенная мной фраза заставила скептично улыбнутся. Что же, если учесть, что произошло с предыдущими хозяевами этого загадочного Странника, то со своей задачей — защищать, он справлялся не очень. Или ни в одном из них не увидел достойного? Что это я? Неужели, как и бедняга Пахомов наделяю этот мертвый кусок графита душой? Вот что, значит, погрузиться в чужую жизнь!

Из дневника можно было понять, что изначально Пахомов отправился на розыски камня не по собственной воле, а, скорее даже по чьему-то приказу. Кто в те годы мог приказать человеку покинуть дом и семью и отправиться на поиски того, что, возможно, никогда не будет найдено? Боюсь даже предположить… Ведь и Пахомов и те, кто был с ним в то время не были уверены, что вообще что-то найдут. Значит ли это, что старик был не так уж и прост, и мог похвастаться бурной молодостью? А если задуматься о том, что Странник все эти годы хранился у него, то могу предположить — наниматели Пахомова камушка так и не увидели. Что же это получается? Бриллиант и правду проделал долгий путь, оставляя за собой кровавый след. Интересно, Харламов знает, что найди он камень, ему может крупно не повести? Не придает этому значение? Не хочет думать? А я? Верю ли я в то, что этот кусок графита способен убивать?

Не особо. Убивают люди, а камень — лишь молчаливый свидетель человеческих слабостей и пороков. Внезапно в мысли ворвалось воспоминание… краткий миг — я сжимаю его в руках, невольно любуясь темным, почти мистическим сиянием, вспыхивающим между пальцев… Такое нельзя было забыть, но я ведь забыла…

Кто-то резко дернул дверь, и она поддалась. Я от неожиданности выронила дневник из рук и со страхом уставилась на ворвавшегося в ванную Харламова. С первого же взгляда поняв о том, что здесь произошло, он больно схватил меня за руку, и выволок в комнату. Я подавила вскрик, желая стойко держаться до конца. Влепив пощечину, он едва не сбил меня с ног. При виде его угрожающего лица я попятилась, пока не уперлась в диван и не повалилась на него. Дмитрий подошел к дивану и, нависнув надо мной, заслонил всю гостиную. Он положил руки по обе стороны от моей головы так, что его пальцы сдавливали мне виски. Я ощущала на лице его горячее дыхание

— Любопытство одолело? — коротко спросил он.

— Да, — выдавила я сквозь зубы.

— Ты знаешь, что я могу с тобой за это сделать? — его пальцы зарылись в мои волосы, поглаживая голову, шею. Потом его рука опустилась вниз, и проникла за воротник свитера. Так же неспешно он просунул ногу между моими ногами, предварительно слегка раздвинув их коленом, и застыл. Я вжалась в спинку дивана, с ужасом наблюдая за его дальнейшими действиями. Внезапно накатила такая отчаянная, всепоглощающая злость, что я невольно скрипнула зубами. Харламов видел мою реакцию, мой страх, и, по-моему, его это здорово забавляло.

— Зачем ты это делаешь? Перестань! — наверное, я была готова даже умолять, чтобы он остановился.

Он неожиданно резко подался вперед и, взяв мое лицо в свои ладони, впился прямо в губы. Несколько секунд пока длился поцелуй, я сидела, судорожно вцепившись в покрывало, закрыв глаза, мечтая исчезнуть, слиться с обивкой дивана. В голове пульсировала единственная мысль — что дальше? Неужели он посмеет? Нет! Я не хочу!

— Тебе нравится? — отстранившись, с каким-то холодным бешенством спросил он, — нет? Странно! До сих пор я был обходителен и терпелив. Но ведь таким как ты не нравится, когда слишком долго тянут. Отвечай!

Я отвернулась, не в силах смотреть в это нависшее, полное угрозы и злости лицо, на глаза накатили слезы. Он с силой повернул мое лицо к нему:

— Понимаю! Было сложно отказаться от камушка. Ну еще бы! Столько сил и времени, и все пошло прахом. Ты поставила не на ту лошадку, и лишилась всего. Интересно, какую роль в своем плане ты отвела для меня? Предупреждаю — мне известно о тебе даже больше, чем ты можешь представить. Твои дружки знают о том, что ты из себя представляешь? Нет?

Я молчала, а он по-прежнему был рядом, засыпая вопросами, обвиняя, каждым словом уничтожая хрупкую надежду на то, что мне удалось скрыть самое главное.