К примеру, не сказала Маша, что Каретников к ней приходил. Себя предлагал. Это на поверхности. Но что-то в этом было еще, Саша говорила… нет, наверное, девчонка что-то не так поняла. Рассказала неправильно. Не может же быть, что Маша… что у нее с Леонидом… Вот и получается, что из-за недостатка информации она додумывает события, и от этого становится еще хуже.

Не думать! Просто запретить себе размышления на эту тему. Завтра утром можно будет пойти к Маше и все узнать. Маша никогда не была врушей…

Не была, да вот стала!

Таня вся извертелась на их с Леонидом двуспальной кровати. Не будь так поздно — Маша со Светланой, наверное, давно уже спали, — она побежала бы к сестре, чтобы та ее успокоила. Развеяла ее сомнения… Маленькая девочка ждет, чтобы ее погладили по головке. Она не готова к кардинальным переменам в своей жизни, которые вполне могут произойти, узнай она всю правду.

Таня не знала, что в другой половине коттеджа не спали.

Стороннему наблюдателю, точнее, слушателю или той же Тане, если бы она все же надумала проведать сестру, открылась бы истина. Но вряд ли она дала бы ей спокойствие.

Маша со Светой вовсе не спали. Они лежали рядом на такой же двуспальной кровати, просто каждая под своей простыней, и негромко разговаривали. Не потому, что их мог кто-то подслушать, а по извечной привычке людей ночью невольно понижать голос.

— Представь себе, — говорила, всхлипывая, Маша, — он появился на пороге моего кабинета. Бледный. Руку к себе прижимает. Я еще хотела съехидничать, что Леонид из себя Наполеона изображает, а он вдруг стал падать лицом вниз. Хорошо, Майечка встала из-за стола — ей в регистратуру выйти понадобилось, — успела его подхватить. Позвали Вадика, хирурга, оказали первую помощь, а там и «скорая» подъехала.

— И ты вместе с ним на «скорой» поехала?

— Конечно. Во-первых, я врач, а во-вторых, родственница…

— Машка, ну что ты передо мной-то выделываешься! Без тебя бы его до больницы не довезли!

— Я подумала: он в машине очнется и подумает, что его все бросили. Его и так никто не любит. Он, конечно, храбрится, говорит, что ему все по фигу, но я-то знаю… Ты не представляешь, какой он уязвимый!

— Он подумал бы, что его ТЫ бросила, — с нажимом подсказала Светлана.

— Не дави на меня, Светка, я и сама не пойму, что в нем нашла. Сравни их хотя бы внешне: Валентина и Леонида. Один — красавец мужчина, высокий, стройный, положительный…

— Потому и от семьи гуляет.

— Погоди, не ехидничай. А другой — тот, кто никогда не будет моим. Муж сестры, ради которой я не только мужчину, жизнь отдам!

— Умоляю, Маруся, только без патетики. По мне, так она всегда смахивает на истеричку. И вы все с ней носитесь: бедная Таня! Я видела, как твоя младшая сестра на своего бывшего мужа смотрела!

— Ну и что, — пожала плечами Маша. — Любит одного, живет с другим. Разве для нашей жизни это редкость?

— Тем более поговори с ней…

— Никогда в жизни! — вскричала Маша. — Я бы скорее сказала Тане, что Ленька ко мне пристает, этим и себе, и ему бы все пути отрезала. Пусть бы за ним последила, скандальчик устроила, может, он от меня бы и отстал.

— Говоришь, а сама в это не веришь, — усмехнулась Света.

— Поверишь тут! Ну почему я такая невезучая?

— Вот-вот, поразмышляй, почему ей все, а тебе — ничего.

— Какое там — все? Бедная девочка очень несчастна.

— О бедной девочке потом. Он приходил в себя или нет?

— Лучше бы не приходил, — опять заплакала Маша. — Попросил, чтобы я его за руку взяла, и стал говорить, что он умирает, а перед смертью люди не лгут…

— Он действительно так плох?

— Выживет. Крови много потерял, но мы привезли его вовремя.

— И что он говорил?

— Бормотал: «Машенька, я плохой человек. Я много чего в жизни делал не так. Никого не любил… Просто не знал, что это такое. А с тех пор, как тебя узнал, покой потерял. Засыпаю — о тебе думаю, просыпаюсь — ты перед глазами стоишь…» В общем, говорил всякую сентиментальную ерунду.

Маша резко оборвала себя.

— Все, давай спать. Мне завтра на работу к восьми часам — я должна выспаться.

— Может, тебе снотворного дать?

— Еще чего, организм баловать! Заснет как миленький.

— Тебе видней, — улыбнулась Светлана. — Надо же, и со своим организмом разговаривает по-военному. Нахваталась у друзей в мундирах. Валентина теперь восвояси отправишь?

— Пусть пока покрутится возле меня. Если, конечно, не будет докучать предложениями руки и сердца.

— Другие женщины любовников поедом едят: женись да женись, а эта…

Светлана вздохнула по-бабьи.

— У меня такое предчувствие, что мы на пороге великого перелома.

— Типун тебе на язык, — нарочито сонно отозвалась Маша.

Она представилась подруге засыпающей, хотя вряд ли Свету это могло обмануть. Ей больше не хотелось говорить о том, что и так терзало ее, как коршун мультяшного Прометея. Она не догадывалась, что одновременно с сестрой пытается приказать себе: «Не думать! Больше об этом не думать!»

Но разговора сестры с подругой Таня слышать не могла, как и мыслей Маши, но заснуть все-таки смогла, а проснувшись утром, первым делом стала упаковывать пакет с продуктами для раненого мужа.

После перенесенных волнений пробудилась она довольно поздно и Машу дома уже не застала. Та ушла на работу. Почему-то и машину она оставила во дворе.

Машина оказалась незапертой, и Таня при ярком солнечном свете еще раз обследовала ее салон на предмет наличия пятен крови. И ничего подобного не нашла. Но Маша так красочно живописала: весь салон в крови! Кто ее тянул за язык?

Конечно, она может теперь сказать, что все вымыла с утра пораньше, а на утверждение, что чехлы вовсе не были мокрыми, станет утверждать, что высушила их с помощью фена.

Но Таня не станет ловить ее на лжи. Значит, у Маши была какая-то причина, по которой она не сказала правду. И наверное, впопыхах выдумала эту историю, где концы с концами не сходятся. Пусть ее. Так ли уж важно, каким образом доставили в больницу Леню и как он возле Маши оказался. Странно другое: почему она плакала? А еще точнее, не тo, что она именно плакала, а КАК плакала. Отчаянно. Безнадежно. И при том уверяла, что рана Леонида не смертельная.

С другой стороны, если она увидела Каретникова раненным, в крови, без сознания, могла и заплакать. Наверное, боялась, что ее младшая опять без мужа останется. На этот раз, будучи вдовой…

Ответить на эти вопросы самой себе сейчас Тане все равно бы не удалось, но Маше она таки позвонила. Спросить, что можно нести Леониду, есть ли ограничения, и на ее вопросы сестра коротко ответила: