будто со мной и без разговора всё было ясно. – Надеюсь, ты понимаешь, что он либо женатый, либо разведённый с кучей детей, либо бабник. Либо всё сразу.

Откинувшись на спинку стула, я посмотрела на доску с тройными интегралами долгим, абсолютно невидящим взглядом.

– Он неразведённый и неженатый. И детей у него тоже нет. Это я точно знаю.

Насчёт предположения, касающегося слова «бабник», я решила благоразумно промолчать.

– Ну-ну. – Постучав пальцами по парте, Вера уселась рядом. Лектор, как нарочно, опаздывал, и мне пришлось выложить ей основные пункты нашей истории.

– То есть, ты хочешь сказать, что это зять того старика, у которого ты снимала комнату? – Сегодня у Веры почему-то все были стариками. Отметив про себя этот факт, я не смогла скрыть улыбку, вспомнив, как сама ещё в ноябре называла Романа старым. – И ты с ним ездила к Илоне?

В знак согласия я кивнула, запретив себе язвить по поводу женщины из пункта приёма вещей для бездомных, имя которой Вера так долго не желала произносить вслух. Да уж… Жизнь всё-таки интересная штука. Люди без конца окружают себя принципами и правилами, а потом с неимоверной лёгкостью отмахиваются от них, если впереди замаячит выгода.

– Ты понимаешь, что ему сорок лет?

– Ему тридцать девять. В ноябре исполнилось.

Вера раздражённо всплеснула руками и вдруг стала похожей на себя прежнюю. На ту, какой она была до смерти отца.

– Ты понимаешь, что я за тебя переживаю?! Не хочу, чтобы ты потом в подушку рыдала, когда он, наигравшись, выбросит тебя, как ненужную вещь.

Зажав в правой руке карандаш, левой я сняла с плеча несуществующую пылинку.

– Не переживай. Рыдать я не стану. Обещаю. И если кто-то захочет кем-то поиграть, разница в возрасте тут и не помешает, и не поспособствует. Лёша вон выбросил Машу, а они, между прочим, одногодки.

Фыркнув, Вера вскочила со стула и, уперев руки в бока, хотела сказать что-то ещё, но в аудиторию вошёл лектор, и она поспешно ретировалась на галёрку, где ей никто не мешал переписываться со своим парнем по WhatsApp.

* * *

– Мне нужно в аптеку, – произнесла я, обратившись к Роману. Заканчивалась третья неделя апреля, и, как обычно, по воскресеньям он помогал мне донести до дома продукты, которые я теперь покупала на несколько дней вперёд.

– И что на этот раз?

– Перекись водорода и анальгин.

– В твоём случае это действительно самые важные в хозяйстве вещи. Я бы ещё бинты посоветовал и заживляющую мазь.

Не удержавшись от смеха, я открыла дверцу машины. Сумки было решено оставить на заднем сидении, и в аптеку с названием «Ромашка» мы вошли вместе, привычно держась за руки.

– Терминал не работает. Оплата только наличными.

Подняв голову, я не сразу узнала её. За полгода, что мы не виделись, она сильно изменилась. Из блонда перекрасилась в ярко-рыжий и сделала мелкую «химию».

Замерев на полпути, я уже хотела вернуться к дверям, но Роман чуть заметно подтолкнул меня в спину.

Она смотрела на нас с лёгкой улыбкой, но светло-голубые глаза казались ледяными.

– Анальгин и перекись водорода. – Мой голос дрожал, как оконное стекло в здании, около которого постоянно ездят трамваи.

– Может быть, что-то ещё, – ехидно обратилась она, но уже к Роману.

Он простодушно покачал головой.

– Девяносто семь двадцать. Скидочная карта есть?

Я поскорее сунула ей сотню, мечтая выбежать отсюда со скоростью олимпийского чемпиона. Роман, как назло, полез в карман за телефоном.

– У меня есть. Наша больница делала осенью у «Ромашки» крупный заказ. Всем работникам выдали карты на десятипроцентную скидку. Я даже приложение установил.

Я посчитала стоимость покупки в уме до того, как аптекарша защёлкала на своём мониторчике, прекрасно понимая, что она не поленится сдать мне всё, а, может быть, и ещё чуть-чуть сверху.

Двенадцать рублей и пятьдесят две копейки тут же звякнули о специальную пластиковую подставку. Забрав их, я ракетой выбежала на улицу, запретив себе показываться в «Ромашке» даже, если буду при смерти.

– Что-то случилось? – Роман удивлённо поднял брови, догнав меня у машины.

Посмотрев на грязный, почти растаявший снег на дороге, я выдавила из себя одну-единственную фразу:

– Эта та женщина. Ты разве не узнал?

– Какая женщина?

– С которой ты встречался в ноябре.

Он снова приподнял брови и пожал плечами.

– Мы с ней провели не так уж много времени вместе, а у меня плохая память на лица. Я даже пациентов, которых лечил, почти никогда не узнаю на улице.

А вот у меня с детства на лица была отличная память. И она во многом мне помогала. По крайней мере, до сегодняшнего дня.

* * *

Вечером мы лежали на диване в комнате Николая Андреевича, укрывшись одним на двоих пледом. Шёл какой-то фильм про ковбоев, который Роман критиковал каждые пять минут. Я в его замечания вслушивалась мало. Все мои мысли занимала женщина из аптеки. Она не сказала ни одной гадости в наш адрес, и мне стало жутко стыдно за свою выходку в ноябре, когда я требовала с неё сдачу в пятьдесят копеек.

– Рома? – позвала я и осторожно коснулась его щеки. Даже спустя полтора месяца я смущалась всякий раз, когда так его называла.

– Ммм? – Он повернул ко мне голову.

– Почему ты расстался с той женщиной?

– С какой женщиной?

– Из аптеки.

Закатив глаза, он издал звук, напоминающий рычание.

– Я даже имени её не помню, а ты меня спрашиваешь, почему мы расстались.

– Ладно, а сколько вы встречались?

– Да как обычно. Неделю, максимум две.

– Неделю или две?! – Разговор, который я начала сама, нравился мне всё меньше и меньше, однако замолчать уже не позволяла гордость. Удивительно, но я не испытывала ни грамма ревности к умершей жене Романа, на фотографию которой он по-прежнему иногда поглядывал, а вот из-за встречи с аптекаршей была готова рвать на себе волосы.

– Эта крепость сдалась в первый же вечер. Просто случайная связь.

Локтя, на который я опиралась, стало вдруг недостаточно, и я села на колени, поджав под себя ноги.

– И много у тебя было таких случайных связей?

– Ты таким образом мне на справку от венеролога намекаешь? Хорошо, я тебе её принесу. Есть у меня один знакомый врач. Отличный мужик. Я ему, кстати, тоже