Он положил руки ей на талию и легко поднял с земли. Он не спешил ее отпускать и удерживал возле себя. Она чувствовала каждое движение их тел, вот-вот готовых соприкоснуться, слышала, как шуршит его жесткая борода на тонком шелке ее накидки. Имоджин подняла глаза, желая понять, что он задумал.

Фицроджер наклонился и запечатлел на ее губах формальный поцелуй — легкое, едва заметное прикосновение.

— Как по-твоему, этот старый ворон все-таки благословит нас или нет? — прошептал он ей в самые губы. В зеленых глазах мелькнула циничная издевка.

С каких это пор Бастард Фицроджер получил право потешаться над Божьим человеком?!

— Разве можно так говорить о святом отце?

— Об этом можно! — ответил он и сделал шаг в сторону.

Судя по всему, отец Вулфган уже готов был благословить их брак. Во всяком случае, он стоял, высоко воздев правую руку. Молодожены повернулись к нему лицом. У священника была такая физиономия, будто он глотнул уксуса.

— Лучше быть женатым, чем сожженным! — загундосил он. — Ибо брак — неизбежная участь тех, кто не нашел пути к Господу через святой монастырь. Но и здесь вам открыт путь к спасению. Если вы сумеете сделать ваш союз чистым и непорочным, он тоже послужит во славу Господу. Подумайте над этим, дети мои.

Имоджин услышала, как у нее за спиной перешептываются мужчины, и испуганно оглянулась. Король побагровел от натуги, но стало ли это следствием ярости или подавляемого смеха, понять было трудно. Посмотреть на Фицроджера она так и не осмелилась.

Вулфган наградил их угрюмым взглядом, на сей раз выражавшим скорее сочувствие, нежели гнев, изобразил знак креста и затянул:

— Господь Авраама, Исаака и Якова, благослови этих молодых людей и зарони в их сердцах тягу к вечной жизни!

На этом он вернулся в часовню, с грохотом захлопнув за собой дверь.

— Провалиться мне на месте! — вскричал король. — Если бы архиепископ Кентерберийский отколол что-нибудь подобное на моей свадьбе, я всерьез начал бы опасаться за будущее этой страны. Мне бы страшно было подойти к Матильде, а не то что делать с ней детей!

— В свое время такие, как он, заморочили голову Эдуарду, уговорив его блюсти их хваленую непорочность, — сухо заметил Фицроджер. — Но вы, сир, слишком давно упустили свой шанс пробраться в святые!

— С моей дорогой Молд я готов упускать его хоть каждую ночь! — Он наградил Имоджин смачным поцелуем, от которого ей едва не стало дурно, а Фицроджера так хлопнул по плечу, что тот покачнулся. — Вот как это делается, дружище! Глядя на тебя, можно подумать, будто этот злоязычный святоша лишил тебя мозгов, а то и чего другого, столь нужного в первую брачную ночь! Этак ты и глазом моргнуть не успеешь, как окажешься чистым и непорочным, как агнец Божий!

— Ничего подобного, — возразил Фицроджер, потирая плечо. — Но греховное совокупление можно отложить до поры в угоду пустому желудку. — Он поднял Имоджин и усадил в кресло. — Приглашаю всех за стол!

Процессия не спеша обошла весь двор, прежде чем вернуться в зал. Люди весело кричали, кидали в воздух шапки и осыпали новобрачных зерном, чтобы брак оказался счастливым. В толпе метались ошалевшие от шума животные и дети. Музыканты наяривали какую-то дикую мелодию на своих свистульках и барабанах.

К Имоджин протолкалась незнакомая женщина и надела ей на голову венок из чистотела и незабудок.

— Будьте благословенны вы и ваш лорд в этот счастливый день!

У Имоджин полегчало на сердце, а тревоги и страхи немного улеглись. Не важно, какие трудности ждут ее впереди. Главное — она выполнила свой долг перед своими подданными, и они искренне довольны ее решением. Ведь гибель отца оставила беззащитной не только ее — все эти люди разделили с Имоджин ее участь. Все они прошли через лишения и смерть близких. Зато теперь благодаря ее браку в замке появился новый лорд, сильный лорд, способный обеспечить им безопасность.

За последние три дня люди в Кэррисфорде могли убедиться на деле, насколько хорош ее выбор. Фицроджер проявил себя не только хорошим воином, но и рачительным хозяином, и это не могло не радовать простых людей.

Она даже отважилась робко улыбнуться своему лорду и получила в ответ холодную улыбку.

На ступеньках крыльца, ведущего в главный зал, сгрудились люди Фицроджера. Они дружно обнажили мечи и отсалютовали своему лорду. Он отвязал с пояса увесистый кошель, полный серебряных монет, и вложил ей в руку.

— Вот, возьми, — сказал Фицроджер, — пока не доберешься до своих денег.

Она зачерпнула пригоршню монет из кошеля и кинула их в толпу. Фицроджер сделал то же самое. В ответ послышался восторженный рев.

— Детей вам, сильных да здоровых! — выкрикнула какая-то женщина, потрясая зажатой в кулаке блестящей монетой.

— Благослови вас Господь! — вторили ей остальные.

— Мальчика через девять месяцев!

— Ага! — отозвались мужчины. — Потрудитесь нынче на славу, хозяин! Заделайте ей сыночка с первого раза!

За этим последовали еще более откровенные советы и пожелания.

Толпа бушевала все сильнее, подогревая себя непристойными выкриками. Имоджин стало казаться, что она вот-вот утонет в этом мутном море. Радостные физиономии внезапно превратились в оскаленные рожи разбойников, захвативших замок. Она снова увидела подручных Уорбрика, весело хохотавших над «проделками» своего хозяина и нетерпеливо переминавшихся в ожидании своей очереди…

Она заставила себя выкинуть из головы кошмарный бред и снова увидела свои пальцы, побелевшие от напряжения на подлокотниках кресла. Фицроджер решительно поднял ее на руки:

— Хватит здесь торчать. Я сам отнесу тебя в замок.

Но все ее мысли поглотили страх и желание уберечься от неизбежного, от ужасов брачной постели…

— Я не могу… — пролепетала она дрожа.

— Неправда, ты все сможешь, — возразил он. И в ответ на ее попытку вырваться сурово произнес: — Хватит дергаться! Если я тебя уроню, ты отшибешь себе зад!

Она покорилась. Он не виноват, что Господь проклял женщин, возложив на них обязанности продолжения рода. У нее не укладывалось в голове, что здесь может быть хорошего и отчего все кругом так веселятся при одном упоминании о первой брачной ночи. По ее понятиям, в данный момент гораздо уместнее было бы лить слезы и причитать, как на похоронах.

— Да не трясись ты, Имоджин, — проворчал он, не скрывая досады. — Это судьба всех женщин — пережить боль и потерять немного крови в первую брачную ночь. Другие выжили — выживешь и ты. А если ты перестанешь смотреть на меня как на врага, наш брак может оказаться вполне сносным.

— Я не маленькая, Фицроджер! — выпалила она, сверля его яростным взглядом. — И незачем уговаривать меня, как ребенка!

— Я всегда буду обращаться с тобой так, как ты того заслуживаешь, — заявил он, и Имоджин надолго умолкла. Она действительно ведет себя по-детски, но слишком уж велик ее страх перед этим человеком. И не только перед ним. Она боялась всего, и особенно брачного ложа. Оказавшись в прохладном зале, она опять задрожала.