– Странная ерунда. – Иван поежился.

– Ерунда не ерунда, а место тут плохое. – Паренек нахмурился и протянул Ивану банку с остатками тушенки. – Ты извини, я больше слопал. Мне когда страшно, я голодный становлюсь очень.

– Ничего, тебе полезно. А то худой как щепка. – Лопухин принял банку, покосился на доктора. – Эй… Медицина!

От протянутой банки немец шарахнулся и замотал головой.

– Ну, насильно кормить не буду. – Иван подцепил ножом ароматный ломтик. – Колька, ты веточек подбрось… Пусть подымят, все комаров меньше будет.

– На всю ночь не хватит, – пробормотал парнишка.

– Ничего. Я, когда мы с тобой немца искали, кусточки приглядел. Сгодятся.

– Так за ними идти надо.

– Ну, – Иван усмехнулся, – это только в сказках дрова сами к печи ходят. А у нас, брат, ситуация другая. Придется сходить.

Колька забеспокоился.

– Ты слышал? – Паренек приподнялся и уставился куда-то в темноту.

– Чего? – Иван вытащил «наган».

– Будто… идет кто-то.

Некоторое время Лопухин прислушивался, но кроме комариного писка ничего не услыхал.

– Да ну тебя к черту! – ругнулся Иван. – Совсем уже… Кто ночью по болоту ходить станет? Таких идитов, брат, еще поискать. Ногу не туда поставил, и пиши пропало.

– Ну да… Ну да…

– Ты давай поспи лучше. Завтра целый день топать еще. Я подежурю.

– Не хочется что-то.

– Давай-давай, не дури. За немцем присмотри, а я схожу веток наломаю.

– Дядь Вань! Не уходи! – неожиданно вскинулся паренек.

Лопухин прокашлялся.

– Ладно хныкать. Не девка. – Он встал. – За немца головой отвечаешь, боец.

Щелкнул «наган», и Лопухин ушел в темноту.

Поначалу идти пришлось на ощупь. Однако потом глаза привыкли, Иван начал различать дорогу.

Островок был маленький, и Лопухин быстро отыскал место с тонкими и ломкими кустами. Как раз неподалеку от гати, по которой они и пришли на этот остров.

Однако Колькино волнение все же передалось Ивану. Все эти россказни про дурное место, хочешь не хочешь, заставляли оборачиваться. Иногда Лопухину казалось, что сверлит спину злой чей-то взгляд и трава шуршит за спиной…

Он оборачивался. Но нет. Никого…

Набрав целую охапку веток, чтобы можно было жечь не задумываясь, Иван уже совсем было собрался двинуть обратно, как за спиной явственно зашлепали бревна гати.

«Оп-па! – подумал Лопухин, медленно опуская охапку на землю. – А парню не показалось…»

Он резко развернулся. «Наган» уперся стволом в темноту.

«Ну! Где ж ты?..»

Никого.

Где-то у костра Колька подкинул свежих веточек. И… Иван увидел.

Человек не лежал на гати. Нет. Скорее он пригнулся на неестественно вывернутых ногах, раскорячился уродливой лягушкой, прильнул к мокрым бревнам. Длинные волосы черными сосульками свешивались вниз, к самой воде. Слышалось тяжелое дыхание. Хриплое, шипящее. Только от одного этого звука волосы на голове становились дыбом.

Иван увидел черные провалы на месте глаз. И длинный, длинный язык, которым урод вылизывал гать. Помимо хрипов Лопухин расслышал омерзительный шуршащий звук, с которым язык страшного мужика ходил по бревнам.

Не в силах вымолвить ни слова, Иван стоял и смотрел.

А уродец осторожно, вздрагивая при каждом движении, будто шел по битым стеклам, продвинулся вперед, принюхиваясь. И, видимо найдя какое-то особое место, снова высунул язык… Лопухин глубоко вдохнул, давя рвотные позывы, и только сейчас учуял омерзительный запах, разлившийся в воздухе. Тошнотворно воняло мертвечиной.

– Стой… – просипел Иван, судорожно сглатывая. – Стой, тварь! Кто идет?! Стрелять…

Больше ничего сказать было невозможно. Гадкий запах начисто перекрыл дыхание. Легкие жгло будто огнем.

Но уродец услышал. Он вздрогнул. Замер. И, будто огромная черная капля, стек с гати в воду. Без звука. Только едва-едва закачалась вода…

Перед тем как вернуться к костру, Лопухин еще долго стоял, дрожа и пытаясь выровнять дыхание.

Колька не спал. То ли повинуясь приказу, то ли из страха, он сидел напротив немца, механическими движениями подбрасывал в костер ветки и смотрел доктору в глаза. Тот, в свою очередь, таращился на паренька. Подойдя к костру, Иван понял, что к гляделкам это не имеет никакого отношения. Ганс и Колька смотрели за спины друг другу. Одно из основных и немногочисленных правил человеческого общежития: пока я смотрю за твоей спиной, ты смотришь за моей.

Лопухин знал, что у этого закона есть один недостаток. Он работает, пока есть общий внешний враг.

Когда подошел Иван, Колька опустил глаза, а немец потуже завернулся в пиджак и съежился. Оба будто стеснялись негласного договора, достигнутого во время отсутствия Лопухина.

Иван прокашлялся, скинул кучу хвороста и сел, с трудом перебарывая желание повернуться к костру спиной. Где-то он слышал, что именно так и сидят охотники в тайге. И спине тепло, и огонь глаза не слепит. Но Лопухин никак не мог решить, что же для него страшнее – смотреть туда, в черноту болота, или повернуться к этой черноте спиной.

– А вот слышал я… – начал было Иван, но смущенно замолк, настолько жалким показался ему собственный голос. Дребезжащим, испуганным. Лопухин снова прочистил горло. – Вот слышал я, что на болотах газ выделяется. Метан там какой-то. Не помню. Галлюцинации вызывает.

– Чего вызывает? – спросил Колька испуганно.

– Ну, видения. – Иван пошевелил в воздухе пальцами, словно подчеркивая эфемерность этих самых видений. – Отсюда и всякие истории про призраков. Пойдет человек, надышится, а потом начинает ему казаться всякая чертовщина. Потом, конечно, действие газа кончается, а истории остаются. Вот так.

Он даже обрадовался этой своей выдумке, слышанной, впрочем, некогда от кого-то геолога. Все это звучало логично и по-научному. К тому же укладывалось в рамки материалистической теории.

– Так вот сказки и получаются, – улыбнулся Иван.

– Сказки? – Колька недоверчиво покачал головой. – Что за газ такой?

– Ну, может, метан, может, еще что-то… Это надо у какого-нибудь химика спросить или у геолога. Где ж его сейчас возьмешь? Ты вот в школе учишься?

– Учился. Сейчас там немцы живут.

– Ну вот… – Иван замялся, но потом нашелся и заявил радостно: – Ну вот! Выкинем этих немцев к чертовой матери, и снова станешь в школу ходить. Там и узнаешь и про газ, и про болота, и откуда что берется.

– Не хочу, – буркнул парнишка.

– Почему это?