– Я так ждала… ждала… Столько времени прошло!.. Где ты был, как ты?.. Милый, любимый…

Я сжимал в своих объятиях ее мокрое тело. Полотенце упало к ногам, меня обожгла волна нежности к ней. Господи, молился я, что ты делаешь со мной!..

Наконец Валери опустила руки, вытерла ладонью слезы, всхлипнула, улыбнулась и застыдилась своей наготы, схватила со стола ночнушку, подняла ее над головой, и голубой шелк заструился по ее телу.

– Садись, не стой, – сказала она, разравнивая легкое одеяло на постели. – Сейчас будем завтракать… Как ты прошел? Повсюду охрана. – Ее взгляд упал на винтовку Шраера, лежащую на полу. Валери несколько мгновений смотрела на нее, будто не понимала, для чего предназначена эта штуковина, а потом произнесла: – Ах да, понятно… Да садись же ты!

Я отошел от окна и сел на постель. Словно мой бесплотный контур, перед окном покачивалась веревка с петлей. Валери посмотрела на нее, потом на меня, затем снова на веревку.

– Кирилл, – прошептала она, – что это? Зачем?

– А ты не догадываешься? – с трудом спросил я.

– Но за что?

– За всех тех несчастных, которые оказались на пути твоего наркотрафика. За моих друзей, которых убили твои приспешники!

Она, как во сне, беззвучно пошевелила губами. Ее взгляд не отпускал меня, и мне трудно было вынести его. Я сам не верил в то, что говорил. Все мои убеждения рухнули в одночасье. Волна ужаса хлынула на меня – от того, что я готовлю казнь безвинному человеку.

Я застонал, схватился руками за лицо и повернулся к окну. Нижний край петли покачивался перед моими глазами. А что, это прекрасный выход.

Валери обняла меня со спины, прижимаясь ко мне всем телом.

– Ну что ты терзаешь себя? – спросила она. – Не мучайся, спрашивай, кричи, бей меня, но не держи в себе боль.

Ты тряпка, Кирилл Андреевич, сказал я себе. Ты способен только ставить перед собой высокие и благородные цели, но достичь их тебе не по силам. Все твои помыслы о справедливости – всего лишь помыслы. Ты не можешь быть ни верным другом, ни хозяином своего слова. О тебя надо вытирать ноги. Тебя надо презирать. Ты достоин только этой петли.

– Зачем ты это сделала? – спросил я.

– Что – это?

– Чем тебе мешал мой друг Борис?

Валери рванула меня за плечи, вынуждая повернуться к ней лицом.

– Что случилось, объясни мне?! – крикнула она. – Зачем ты мучаешь и себя, и меня? Я не такой представляла себе нашу встречу, я ждала тебя, я готовилась сказать тебе очень многое, очень важное для нас обоих, я хотела, чтобы ты стал счастливым человеком…

– Ну хорошо, – сказал я. – Этот разговор хоть и неприятен мне, но я попытаюсь объяснить тебе, что случилось… Я шел сюда не для того, чтобы сказать тебе слова любви. Я решился на это минувшей осенью, после того, как не стало моего друга Бориса.

– Борис погиб? – Валери опустила глаза. – Как жаль. Это был хороший друг.

– Плохо, Валери, плохо.

– Что плохо?

– Ты плохо сыграла сожаление по поводу его смерти. Неубедительно.

– Я ничего не играла, – ответила она жестко, повернулась и села на кровать так, что скрипнули пружины.

Вот оно, мое спасение, подумал я. Надо вывести ее из себя, разозлить, и тогда она потеряет власть надо мной. Надо припереть ее к стене, чтобы она снова превратилась в опасного хищника, борющегося за свою жизнь, и тогда во мне проснутся инстинкты охотника, и свершить это будет совсем просто. Главное – не останавливаться и не задумываться над тем, что я делаю. Надо видеть цель и двигаться к ней самым коротким путем.

Я подтянул петлю, несколько увеличивая ее диаметр, придвинул под нее стул. Валери следила за мной без страха в глазах, лишь с легким недоумением.

– А теперь слушай приговор, – уже спокойно сказал я, как человек, который все давно и окончательно решил. – Несколько лет назад твой муж Арикян по кличке Картавый завербовал офицера, полковника Алексеева, ведающего военными воздушными перевозками. Сначала все шло нормально, а потом полковник начал ставить новые условия – не знаю, какие именно, но явно неприемлемые для вас. Ты написала своему отцу, что Алексеев отказывается от какого-то счета, что, должно быть, рушило ваши планы и что его, Алексеева, придется заменить. Что значит заменить? На кого? Я бы не смог ответить на эти вопросы, если бы не стал свидетелем этой «замены». Его убили в Таджикистане, рядом со штабом российской военной базы.

Я разошелся. Время летело стремительно, и я никак не укладывался в обещанные пять минут, но меня это уже не беспокоило. Будь что будет, думал я. Даже если сюда начнут вламываться телохранители Валери, я успею убить ее, а затем и себя. Вот только Анну жаль…

Валери восхищала меня своей выдержкой. Она продолжала сидеть на постели, тонкая, нежная, полуобнаженная, подсунув под себя ноги, не сводила с меня прекрасных глаз и машинально гладила кошку. А мне уже казалось, что я одет не в широкую пятнистую униформу, а в черную мантию судьи, и мой приговор звучит настолько убедительно и веско, что Валери, несомненно, признается во всех грехах, покается и сама наденет себе на шею петлю.

– Все, что дальше творил твой муж, – продолжал я, – происходило с твоего молчаливого одобрения. Он убивал любого, кто мешал вам переправлять наркотики из одной страны в другую. Он убивал независимых журналистов, которые приоткрывали завесу тайны вашего синдиката. Наконец вы с ним добрались до моего друга Бориса, который случайно узнал о грязных делишках полковника Алексеева. Терпение мое лопнуло, Валери. Ты не имеешь права жить.

Она медленно качала головой.

– Все неправда, Кирилл.

– Ты напрасно думаешь, что я собираюсь сейчас спорить с тобой. Моя самая большая ошибка в жизни – это то, что я иногда верил тебе.

– Ты убьешь невинного человека, запомни это. Но даже не это самое страшное…

– Невинного?! – закричал я. – Да только за одного Бориса я должен казнить тебя без всяких разговоров.

– Я не убивала Бориса.

– Да, ты его не убивала. Его убила бомба, которую ты ему переслала в маленькой бандерольке.

– Я ему ничего не пересылала.

Я поморщился, махнул рукой.

– Ну сколько, сколько ты можешь еще лгать, Валери? Уже все, ты пришла к финалу. Неужели тебе не страшно умереть, так и не сняв с души греха?

Она усмехнулась.

– Тоже мне священник на исповеди! Эта роль тебе не подходит, Кирилл. Как ты можешь снять с моей души грех? И какой грех?

Я сопел, как бык перед красной тряпкой.

– Я знаю, что бандероль была подписана твоей рукой.

– Да, я заполняла бланк. Об этом меня попросил муж. Он сказал, что хочет отправить Борису письмо с предупреждением.