– Милорд де Уинтер! – Прекрасное лицо Блисс было искажено от праведного негодования. – Вы ведь не собираетесь идти к венцу одетым вот так? Как можно? Дело и без того скандальное, что дальше некуда!

– Я не желаю затмевать свою невесту, мадам, – спокойно возразил он. – Это было бы непростительно. Я останусь так, как есть – разве что у Ниссы найдутся возражения. Что скажете, леди Уиндхем?

Впервые за этот ужасный вечер Нисса почувствовала искреннюю симпатию к Вариану де Уинтеру. Каковы бы ни были его грехи, чувством юмора граф не был обделен. Он стоял перед ней в белой шелковой ночной сорочке, поверх которой был наброшен темно-зеленый, отороченный соболем бархатный халат. Как и Нисса, он был босиком.

К ужасу тетки, Нисса рассмеялась:

– Сэр, меня вполне устраивает ваше одеяние. В данных обстоятельствах оно кажется вполне уместным.

Она присела в реверансе, и граф в ответ поклонился.

Блисс драматически вздохнула.

– Что ж, ничего не поделаешь. Если мы заставим короля ждать еще дольше, боюсь, наши головы покатятся с плеч. Идемте скорее, вы оба! Пора начинать венчание. Ох, Нисса! Представляю, что скажут твои папа и мама! Торопитесь же! За дверью нас ждет твой дядя. Он не хотел идти, боялся тебя смутить. Но тебе, кажется, совсем не стыдно! А ведь каких дел ты сегодня натворила! Я тебя совсем не понимаю. – И, вихрем взметнув юбки, тетка выскочила за дверь.

– У вас в семье все такие? – спросил Ниссу Вариан.

– Скоро сами увидите. Я так понимаю, нас обоих завлекли в эту брачную ловушку, милорд. И, когда наша женитьба наконец свершится, я жду от вас объяснений – зачем и как.

– Перед свершением таинства венчания я выслушаю исповедь леди Уиндхем, – спокойно заявил архиепископ Кентерберийский. – А вы, епископ Гардинер, исповедуете лорда де Уинтера.

– А нельзя ли просто их поженить? – проворчал король. В этот полночный час в церкви стоял промозглый холод, и у него чертовски разнылась больная нога.

– Неужели ваше величество мог подумать, будто я допущу, чтобы эти молодые люди вступили в законный брак без соблюдения всех надлежащих правил? – спросил Томас Кранмер с легкой ноткой порицания в голосе. – Особенно в данных обстоятельствах, которые и привели к тому, чтобы мы собрались сегодня здесь. В конце концов, я уже отказался от церковного оглашения предстоящего брака!

– Ну и прекрасно, – вынужден был согласиться раздраженный король. – Тогда не тяните. – Он сердито взглянул на Ниссу. – Помните, сударыня, что вам следует признаться в грехах более тяжких, нежели зависть к чужому платью или грубое слово в адрес своей подружки фрейлины. И говорите побыстрее.

Блисс нервно цеплялась за локоть супруга. Ох, почему не послушалась она мать и зятя! Ничего этого бы не случилось, если бы она сама не настояла, чтобы опекать Ниссу при дворе! Семья никогда ей не простит, и особенно ее муж. Отныне, если ее решение пойдет вразрез с его мнением, Оуэн непременно припомнит ей этот злосчастный инцидент. Блисс украдкой взглянула на мужа, пытаясь угадать его мысли. Но лицо его было безмятежно и ничего не выражало. Вот самодовольный болван!

Граф Марвуд отлично чувствовал тревогу супруги – стоя рядом с ним, она беспокойно переминалась с ноги на ногу. Он даже улыбнулся про себя. Так ей и надо. Блисс всегда и везде хотела поступать по-своему. Отлично, теперь она притихнет хотя бы на несколько недель, прежде чем окончательно забудет о той роли, которую сыграла во всей этой истории. Сам он не был бы и вполовину так спокоен, как сейчас, если бы на протяжении нескольких недель жена не наводила втайне справки насчет графа Марча. И от него не укрылся интерес, который граф питал к Ниссе.

По его мнению, Марч не производил впечатления негодяя. Он сам тоже навел справки и выяснил, что этот джентльмен замешан в одном весьма грязном скандале, но только в одном. Граф в милости у деда, влиятельного герцога Норфолкского; он оплачивал свои карточные долги, а в любовных связях ограничивался дамами, которые вполне допускали подобные вольности. Придворные джентльмены говорили, что Вариан де Уинтер хотел бы жениться, да только дамы никак не желали предать забвению его юношеский проступок!

Оуэн Фицхью понимал, что за обнаружением племянницы в постели мужчины кроется нечто весьма зловещее. Отсюда и поспешное венчание. Каким обманом удалось завлечь племянницу в постель к Вариану? Она ведь не легкомысленная и глупая кокетка, которую ничего не стоит соблазнить. И откуда король знал, что ее нужно искать в той самой спальне? Оуэн не верил, что племянница стала добровольной участницей заговора.

Архиепископ проводил будущую невесту в уединенную комнатку. Девушка почтительно опустилась перед ним на колени. Взяв ее холодные руки в свои теплые, он сказал:

– Теперь, дитя мое, вас защищает святая тайна исповеди. Я никому не скажу того, что вы мне сообщите. Но ради спасения вашей бессмертной души, Нисса Уиндхем, я требую от вас правды. Как и зачем вы пришли сегодня вечером в постель к графу Марчу?

Его серые глаза смотрели ей прямо в душу.

– Милорд архиепископ, – ответила Нисса, не отводя глаз. – Клянусь, что не знаю, как оказалась в постели графа Марча. Я легла спать в собственную постель, но, проснувшись, я увидела, что нахожусь в постели графа, который склонился надо мной… Клянусь, что это правда! Клянусь памятью моего покойного батюшки!

– Но поклянетесь ли вы своей бессмертной душой, дитя? – мягко спросил Томас Кранмер. Девушка энергично закивала головой, и тогда он продолжал: – Еще раз расскажите мне в точности, что помните о событиях сегодняшнего вечера.

– Сегодня в комнате фрейлин нас было всего четверо, – сказала Нисса. – Со мною были Кэт, Бесси и Кейт. Мы болтали и играли в карты. Потом пришла леди Рогфорд с подносом. Она сказала, что хочет нас угостить. Сказала, что это секрет, иначе не миновать ей неприятностей. Мы согласились, что будем молчать, и тогда она налила нам крошечные стаканчики удивительно вкусного вишневого ликера. Только одну маленькую порцию, потому что леди Рогфорд сказала, будто ликер очень крепкий и у нее самой уже заплетаются ноги. Бесси захотела еще, но леди Рогфорд была непреклонна. Когда она отвернулась, я отдала Бесси то, что осталось в моем стаканчике, потому что мне ликер показался слишком сладким. Потом мы все разделись и отправились спать. Вот все, что я помню.

– И больше ничего, дитя мое? – мягко продолжал архиепископ.

– Ну, – сказала Нисса, – мне смутно помнится ощущение, будто я плыву. А когда я открыла глаза, то увидела над собой и вокруг бархатные занавеси постели. У наших кроватей бархатных балдахинов нет. Потом я увидела, что надо мной склонилось мужское лицо; он меня разглядывал. Я спросила его, не сон ли это. А он сказал «простите меня, Нисса» и поцеловал. И в этот момент в спальню ворвался король и все остальные. Больше ничего не было, милорд архиепископ! Клянусь вам, что я не распутница, чтобы прыгать в постель к незнакомцу! Вы должны мне поверить.