– Двадцать два. В будущем месяце будет двадцать три.

– Счастливый возраст, – сказал Дом. – Юность в самом расцвете. Клянусь чем угодно, я бы многое отдал, чтобы снова вернуться в свои двадцать два.

– Нет, – возразила Бетти и, поймав его недоуменный взгляд, добавила: – Я говорю совершенно серьезно. Тебе бы это не понравилось. Моя квартира так мала, что напоминает платяной шкаф. Точнее – платяной шкаф внутри другого платяного шкафа, побольше. Моя соседка снизу – сумасшедшая китайская лесба. И мне постоянно не хватает денег. А поскольку ни один человек во всем Лондоне не хочет взять меня на работу, которая была бы мне по душе, я вынуждена с утра до вечера подавать клиентам гамбургеры и «колу». Нет, быть двадцатидвухлетним просто отстойно. И это так же верно, как то, что Лондон – столица Великобритании!

Дом Джонс расхохотался и вытер губы бумажной салфеткой.

– Я тебя понял, – заявил он. – Я отлично помню, как в двадцать два жил в брошенной квартире и перебивался случайными заработками, но теперь я смотрю на это как… как сквозь неровное стекло, которое искажает реальную картину. Прошлое представляется мне довольно размытым, к тому же все это было так давно, что я уже не помню, как я чувствовал себя тогда. А какую работу ты искала, прежде чем оказалась в «Вендиз»?

Пока Бетти рассказывала о художественных галереях, бутиках и головокружительных карьерных перспективах пришивальщицы пуговиц в португальском ателье, Дом внимательно слушал и кивал.

– Моя главная проблема в том, что у меня нет никакого опыта, – сказала она. – А если без опыта, на хорошее место тебя никто не возьмет. Получается типичный заколдованный круг! – с горячностью закончила Бетти.

– А чем ты занималась на Гернси? – спросил внезапно Дом. – Ведь тебе уже почти двадцать три года… Должна же ты была заниматься хоть чем-нибудь!..

– Я ухаживала за своей бабушкой, – сказала Бетти. – У нее была болезнь Альцгеймера и инсульт, после которого она… повредилась в уме. Никто не хотел с ней возиться, так что я взяла это на себя.

По лицу Дома скользнуло какое-то странное выражение, расшифровать которое Бетти поначалу не смогла. Ей, однако, показалось, что это не было ни презрение, ни разочарование, и она тихонько вздохнула с облегчением. А несколько мгновений спустя до нее дошло, что впервые за весь разговор Дом взглянул на нее чуть ли не с уважением. Она так пыжилась, изображая из себя бывалую, искушенную светскую львицу, но на него это не произвело ни малейшего впечатления, однако стоило ей рассказать об Арлетте, как Дом понял: в ней есть что-то еще помимо беззаботной юности, которую он к тому же воспринимал в основном как напоминание о тех временах, когда сам пребывал в этом блаженном возрасте.

– Ничего себе… – пробормотал он. – Должно быть, тебе нелегко пришлось…

– Пустяки, – твердо сказала она, пожимая плечами. – Я любила бабушку, так что все было не так уж страшно. Хотя иногда, конечно…

– То есть ты делала буквально все? Выносила судно и так далее?..

– И так далее тоже. – Бетти кивком подтвердила свои слова.

– И ты делала все это одна? Никто тебе не помогал?

– В основном одна. Правда, у бабушки была сиделка, но она работала с восьми до пяти, минус выходные. Я была с ней круглые сутки семь дней в неделю.

Он кивнул.

– Просто удивительно, – сказал Дом, – как много человек готов сделать для того, кого любит. – Он бросил взгляд на свои наручные часы и аккуратно сложил нож и вилку на пустой тарелке. – Ну ладно, мне пора бежать. Жена вот-вот привезет детей…

– У тебя есть дети? – спросила Бетти, поражаясь своим неожиданно открывшимся актерским способностям. Ей, во всяком случае, казалось, что вопрос прозвучал совершенно естественно.

– Трое. Они еще совсем малыши… – Дом в комичном отчаянии приподнял брови. – А няни у меня нет. Похоже, мне предстоит довольно интересный день.

– Я… я могла бы помочь, – выпалила Бетти и сама испугалась, уж не сошла ли она с ума – предлагать подобные вещи. И кому?!. Самому́ Дому Джонсу!

Он взглянул на нее с некоторым недоумением.

– Что ты сказала?

Бетти как в омут головой бросилась, разве что глаза не закрыла.

– Я сегодня не работаю, – быстро сказала она. – То есть работаю, но в вечернюю смену, так что если ты не против, я могла бы прийти и помочь тебе с детьми. – И она улыбнулась немного испуганной улыбкой, которая, по идее, должна была убедить Дома, что он имеет дело с человеком в здравом уме. Как бы там ни было, ее слова заставили его задуматься. По его лицу Бетти отчетливо видела, как в голове Дома проносятся, сталкиваются друг с другом десятки самых разных доводов, мыслей, соображений. Вот он поднял руку и погладил подбородок, вот почесал в затылке, потер лоб, помассировал шею. Некоторое время он смотрел в потолок, потом уставился в пол. Наконец Дом поднял голову и посмотрел Бетти прямо в глаза.

– Черт меня дери, почему бы нет? – сказал он. – То есть если ты уверена… Не беспокойся, я тебе заплачу́. Ты только скажи, сколько ты хочешь.

Она пожала плечами и улыбнулась.

– Нисколько. То есть ты не должен мне платить, потому что… Во-первых, я люблю детей, во-вторых, сейчас в моей квартире полным-полно похмельных идиотов, с которыми мне совершенно не хочется встречаться, ну а в-третьих… в-третьих, на сегодняшнее утро у меня все равно не было никаких планов.

Последнее утверждение, строго говоря, было не совсем верным. На самом деле как раз сегодня Бетти собиралась сходить на Сент-Эннз-корт, чтобы своими глазами увидеть дом, в котором когда-то жила Клара Каперс, и попытаться разжиться хоть какой-нибудь новой информацией, однако в глубине души она была уверена, что это очередной тупик. В любом случае с визитом на Сент-Эннз-корт можно было не спешить. То, что происходило сейчас в крошечном итальянском кафе с запотевшими стеклами, было слишком удивительно и важно, чтобы она могла спокойно отправиться на поиски какой-то Клары Каперс. Да будь она трижды наследница, Бетти не променяла бы на До́ма и десяток Клар!

Бетти пожала плечами, и Дом Джонс улыбнулся.

– Даже не знаю. Что-то в тебе есть такое… – пробормотал он таким тоном, словно думал вслух, и добавил нормальным голосом: – Что ж, отлично. Ты готова пойти ко мне прямо сейчас?

Бетти машинально ощупала разошедшийся шов на платье и покачала головой.

– Пожалуй, сначала я все-таки ненадолго заскочу домой, – сказала она. – Переоденусь, приведу себя в порядок и все такое.

Дом смотрел на нее и улыбался так, словно не верил своему счастью, однако вид у него был какой-то ошеломленный. Можно было подумать – он изо всех сил старается не прислушиваться к голосу разума, который внушал ему ни под каким видом не пускать в дом неизвестно кого.

– Отлично, – повторил он. – Превосходно. В общем, ты знаешь, как ко мне попасть. Номер девять по Питер-стрит. Жду тебя, скажем, через полчаса, идет?