На сей раз она была практически готова к его ответу, но даже и сейчас это был шок, когда стальная сила его рук обхватила ее плечи и прижала спиной к ближайшей стене, накрывая всем телом. Резкие линии его лица были тверды, янтарно—зеленый жар глаз сверкал безумием.

— Нет, ты не сделаешь этого, — его слова скрежетали, горячее дыхание касалось её лба. — Ты не будешь искать гида и подниматься в горы. Ты не будешь убивать себя на моей территории, — он вдавил её в стену так, что каждый дюйм их тел соприкоснулся. Джой дрожала от гнева, страха и сильного желания.

— Почему ты беспокоишься, Люк? — насмешливо обратилась она к нему. — Ты уже имел возможность получить то, что хотел, но не взял это. С чего вдруг ты стал таким заботливым?

Бессловесное рычание вырвалось из его горла, и он откинул голову назад в жесте, похожем на отчаяние. Его дрожь вибрировала в унисон с ее собственной, и Джой стиснула зубы, когда он снова уставился на нее своим безумным пристальным взглядом.

— Я не позволю это. Не позволю, — слова звучали, как удары. — Ты никуда не пойдешь, поняла? — его пальцы вдавились достаточно сильно, чтобы оставить синяки. Джой чувствовала, что ее зубы обнажились в ответ, она тщетно боролась с его захватом, практически шипя от гнева. Она не нашлась с достойным ответом, и ей оставалось только взглядом выразить свой протест. — Я могу препятствовать тому, чтобы ты прошла, Джой. Легко, — тон Люка стал ровным, почти разумным, тогда как ее собственное сердце билось сильно и быстро в растущей ярости. — Ты должна будешь пересечь мои земли, чтобы добраться туда, куда тебе нужно, если, конечно, не хочешь потратить на это целый месяц. А я не позволю тебе. Понимаешь меня? Я не позволю тебе пройти.

Последняя капля контроля Джой лопнула. Звуки, которые вышли из ее рта, были едва ли словами — они были криками гнева, смешанного с эмоциями, которые достигли своей кульминации. Она била его кулаками, которые он держал, а ногами наносила удары по его голеням и лодыжкам. Она мотала головой так, что ее волосы расплелись и безумно хлестали по лицу и всему вокруг, но он стоял, столь же упорный и тихий, как одна из его гор.

Так же внезапно, как и началось, извержение безумия Джой утихло, и она почувствовала слезы на своем горящем лице. Они также лежали и сверкали на Люке, куда попали в ходе борьбы, и их вид потряс ее еще больше, чем его абсолютная неподвижность. Ее руки и ноги обмякли, и если бы он не удерживал ее, она бы упала. Она прислонилась к нему, голова упала на его плечо в презренном поражении. Слезы хлынули с новыми силами, и у нее не было сил с ними бороться.

Плечо Люка было твердой подушкой, приглушающей рыдания, но ничего столь тривиального — даже его победа — не имело значения. Слезы впитывались в его рубашку, тело дрожало и дергалось, словно у марионетки, которой управляет безликая рука. Она едва заметила, когда давление на ее тело ослабло, и руки, поймавшие ее, держали в самых нежнейших из объятий.

Это было только после того, как стих последний отголосок бури: Джой почувствовала, что рука Люка ласкает ее волосы, прижимая лицо к своей груди. Он держал ее так же легко, как ребенка, его руки оберегали и защищали, а щекой терся о макушку ее головы. Чрезвычайная эмоциональная пустота и ужасная усталость, которую чувствовала Джой, не позволяла осознать его действия.

Когда Джой в последний раз содрогнулась, то попыталась собраться с силами, чтобы вытереть слезы. Большая рука Люка обхватила ее подбородок, приподнимая лицо к нему. Она старалась не смотреть на него, чтобы не позволить ему увидеть последствия ее позорной потери самообладания. Она чувствовала, что глаза опухли, а кожа лица стала жесткой от высыхающих слез. Но прежде, чем она успела оценить его намерения, он опустил голову, чтобы поцеловать влажность на ее щеках. Мягкое, как перышко, прикосновение его губ было бесконечно нежным, бесконечно отличалось от всего, что было прежде. Его язык осушал ее слезы и разглаживал веки. Она закрыла их, и мягкое удушье, которое вырвалось теперь, не было признаком горя.

Это казалось невозможным, смехотворным, чтобы предположить, что внутри нее еще осталось что—то, что могло бы шевельнуться при его прикосновении. Гнев ушел, но что—то еще отвечало на его касания, его нежность. Чрезвычайные противоречия, которые были в Люке Жуводане, вперемешку с её собственными представлениями о нём сейчас имели не больше значения, чем отдельная упавшая сосновая иголка на земле в лесу. Ее дрожь возвратилась, а вместе с ней — и порыв чувственности.

Возможно, это было внезапное чувство беспомощности, которое нарушило колдовство между ними, которое отсекло чувства, чтобы раскопать забытое ядро логики. Джой внезапно напряглась, ослабила свою хватку и отодвинулась от Люка, также как мгновением назад прильнула к нему. Он не пытался удержать ее. Когда он отступил на шаг, его лицо было таким ошеломленным, как будто его ударили. Джой отвела взгляд.

Люк ничего не сказал. Он стоял неподвижно, пока Джой продолжила свой путь к двери, сгорая от смущения и желая единственной вещи — справиться с невыносимым хаосом эмоций. Рука нашла ручку двери и повернула ее. Спотыкаясь, Джой прошла через крошечную комнату, которая служила холлом при входе, и открыла дверь на свободу. Солнечный свет ослепил ее. Она инстинктивно попыталась заслониться от него, смотря невидящим взором на арку синего неба и коричнево—зеленый край леса. Ее ноги несли прочь от хижины. Не имело значения, что она не знала самый быстрый и самый точный путь домой, все, что имело значение, это уйти как можно дальше от Люка Жуводана и своего собственного безумия.

Она почти достигла берега озера, когда Люк догнал ее. Почувствовав его безо всякого взгляда и звука, Джой замерла. Он тихо подошел к ней и вручил маленький рюкзак. Она машинально взяла его. Одежда — ее жакет, наверно — и что—то еще, возможно, еда. Джой не смотрела на вещи, не встречалась с ним глазами так же, как и он не искал контакта. Когда она взяла легкий сверток, он двинулся в обратном направлении и растаял среди деревьев, как призрак.

Джой не тратила напрасно времени на размышления, анализ или вопросы. Заставляя себя функционировать, она позволила ногам самим находить путь к дорожке, окаймляющей озеро, и следовала по ней уверенными шагами.

Единственная мысль прорвалась через ее эмоциональное безразличие. «Только одно в ее жизни оставалось неизменным. Она должна найти своих родителей, и никто — даже Люк Жуводан, не остановит ее».

Перемещаясь среди деревьев рядом с Джой, Люк сопровождал ее, пока она шла по его земле. Он чувствовал, что она погружена в себя даже больше, чем он сам, и не замечала, когда он тонко влиял, чтобы направить ее, когда она иногда теряла незаметный след. Он все время наблюдал, чтобы она не причинила себе вреда, хотя только один ее вид доставлял ему невыносимую боль.

Вскоре появились волки, чтобы присоединиться к нему, настолько тихо, что даже он практически пропустил их прибытие. Они передвигались рядом с ним, стелясь причудливым узором меж деревьев, более тихие, вопреки своему обыкновению, так как ощущали присутствие постороннего. Они наблюдали вместе с ним, когда Джой остановилась, чтобы передохнуть и съесть то, что Люк положил для нее в рюкзак. Она съела пищу с апатичностью, которая болью отозвалась в его сердце. Когда она вставала на ноги и почти что споткнулась, только волки воспрепятствовали ему броситься к ней.