Верстах в восьмидесяти от урочища Цаган-дэрису мы перевалили через северо-восточную, довольно высокую ветвь помянутого хребта, уклонившегося на юг-восток-юг. Она состоит из серого среднезернистого гранита, а на восточном склоне найдены обнажения грубого белого известняка. Спустившись с отрога, мы вышли к речке Батхалын, получающей начало на его восточном склоне, и остановились на берегу близ большой кумирни того же названия.

Эта кумирня, или, правильнее, монастырь, представляет нечто вроде маленького городка: кроме нескольких храмов, в монастыре находится много маленьких домиков для монахов, расположенных правильными кварталами и обнесенных оградою. В этом монастыре есть училище для приготовления лам и несколько китайских лавочек, в которых продается все нужное для монголов.

Верстах в сорока к юго-востоку от монастыря мы встретили первые китайские поселения, состоящие из маленьких деревень, разбросанных по берегам пересыхающей речки Доботу-гол. Отсюда начинается культурная полоса Монголии, заселяемая постепенно пришельцами из Внутреннего Китая. Впрочем, страну эту нельзя считать вполне земледельческою: в ней, кроме оседлого китайского населения, кочуют кое-где на свободных землях монголы, часть которых занимается хлебопашеством и живет в домах.

Здешние монголы отличаются от своих родичей Внутренней Монголии не столь патриархальными нравами и отчасти языком, в который вошло много китайских слов и даже фраз. Но совершенно окитаившихся монголов нам не приходилось видеть.

В этой полосе Монголии со смешанным населением случаются, как нам рассказывали, грабежи, совершаемые бродягами из Внутреннего Китая. Разбои чаще бывают летом, когда бродяги находят себе приют вне селений. Монголы предупреждали нас неоднократно быть осторожнее в этой местности. Несколько человек их, гнавших в Куку-хото на продажу быков и баранов, из опасения присоединились к нам еще у монастыря Батхалын, и мы охотно приняли их под свое покровительство.

Около соленого озера Улан-нор, лежащего близ дороги, мы встретили юрты китайских купцов из Куку-хото, перекупающих у монголов скот и разное сырье. Ни один монгольский караван, следующий в Куку-хото, не минует их лагеря без того, чтобы эти спекуляторы не полюбопытствовали узнать, с чем он идет, и не попытались перекупить предназначаемое для продажи в городе.

От оз. Улан-нор, на которое выходит дорога в Куку-хото, отделяющаяся со станции Онгиин-гол Калганско-улясутайского почтового тракта, мы шли верст десять по равнине, местами кочковатой и поросшей злаком дэрису, пересекли орошающую ее маленькую речку, а потом поднялись на невысокую гряду, тянущуюся в восточно-западном направлении. С утра дул сильный ветер, а после полудня поднялась такая снежная метель, что в 10 шагах нельзя было различить верблюда. На наше счастье, тотчас же за перевалом через помянутую гряду попался домик, принадлежащий китайцу. Возле него стояло несколько монгольских юрт.

Мы попросили приюта, и монгол-дворянин (тайчжи), заменявший отсутствовавшего хозяина дома, отдал его в наше распоряжение. Развьючив верблюдов и расседлав лошадей, мы поместили их в ограде за ветром, а сами расположились в домике, затопили очаг и отогрели окоченевшие члены, благодаря судьбу за ниспослание нам приюта в такую ужасную метель.

Тот же монгол продал нам за умеренную плату корм для лошадей и верблюдов, заготовленный хозяином дома, так как ни тех, ни других, по случаю сильной метели, спустить на пастбище было невозможно. Тут в первый раз нам пришлось покупать корм для наших животных, состоявший из зеленой овсяной соломы, которую не только верблюды, но и лошади поедают с жадностью.

Метель свирепствовала целый день и только с наступлением сумерек стала стихать. Вечером небо прояснилось, и настал мороз.

До Куку-хото нам оставалось пройти отсюда около 75 верст. На пути лежал еще небольшой городок Куку-эргэ, в который мы должны были прийти на следующий день к вечеру.

Утром мы шли сначала по степной, волнистой местности, потом показались китайские деревни, встречавшиеся все чаще и чаще по мере движения к юго-востоку. Вскоре мы увидели впереди окраинный хребет Иншань, воздымающийся резко очерченным высоким валом. В сумерки мы достигли небольшого, но весьма оживленного китайского городка Куку-эргэ, в котором монголы, избегая трудного горного пути через Иншань в Куку-хото, часто продают китайцам скот и сырье, покупая от здешних купцов все нужное.

Пользуясь этим обстоятельством, находчивые китайские купцы из Куку-хото построили в этом городке дома с лавками, в которых имеется все необходимое для монголов. На базаре мы видели множество таганов, котлов и всякой посуды, выставленной на площади, как бы на показ прибывающим монголам. Окрестные поселяне-китайцы также продают и покупают кое-что в этом городке.

По прибытии в Куку-эргэ мы остановились в доме богатого местного купца-скотопромышленника. Нам отвели большую, довольно чистую комнату, среди которой помещалась жаровня, согреваемая каменным углем. Прибрав наши вещи, мы уселись на кане пить чай. В это время к нам в комнату стала собираться публика, чтобы посмотреть на интересных иностранцев. Любопытных было столько, что они не могли сразу поместиться в комнате и пробивались к нам поочередно: уходили одни, на место их прибывали другие.

Так продолжалось часа три, если не более. Один из посетителей, подойдя к нам, поздоровался по-русски. Полагая, что он знает наш родной язык, мы обратились к нему с вопросом, но китаец, как оказалось, знал только несколько наших слов и фраз, которым научился в бытность на Амуре. Вооружившись терпением – самым лучшим, по-моему, средством в таких случаях, – мы преспокойно отсиживались на кане, болтая кое о чем с нашими посетителями, оставившими нас только около 9 часов вечера. Но справедливость требует сказать, что они вели себя очень чинно, никто из них не позволил себе сделать нам какую-либо неприятность.

Когда публика оставила нас в покое, в нашу комнату собрались молодые приказчики хозяина, который в то время был в отсутствии, и долго осаждали нас различными вопросами, касавшимися образа жизни, нравов и обычаев русских. Потом мы перешли ко взаимному обучению языкам: молодые китайцы, указывая на различные вещи, бывшие в комнате, спрашивали, как они называются по-русски, а нам, в свою очередь, называли их по-китайски.

При этом оказалось, что мы без затруднения могли довольно правильно произносить большинство китайских названий, отчасти нам знакомых, тогда как наши учители никак не могли сладить c произношением русских слов: например, вместо «свечка» и «печка» у них выходило «све-чи-ка» и «пе-чи-ка», сколько мы ни повторяли им.

От Куку-эргэ до Куку-хото считается только 90 ли, т. е. около 48 верст. Но так как наши верблюды и лошади были сильно изнурены, а между тем дорога через хребет Иншань очень затруднительна, то с помощью приказчиков нашего хозяина мы наняли в Куку-эргэ за умеренную плату две большие китайские телеги до Куку-хото под вещи.

Еще прежде, на пути, мы неоднократно слышали от возвращавшихся из Куку-хото монголов, что в этом городе проживает будто бы несколько человек русских. Теперь то же самое подтвердили в Куку-эргэ и приказчики нашего хозяина. Я этому не верил, оставаясь при прежнем убеждении, что они принимают за русских каких-нибудь других иностранцев, поселившихся в Куку-хото. Так в действительности и оказалось после. Я написал в тот же вечер записку и послал ее вперед с нарочным в Куку-хото, прося проживающих там иностранцев не отказать нам в приюте у себя.