– Удар ты сам ставил? – впервые «каменный гость» проявил слабый признак интереса.

– С готовой постановкой пришла. Я только подправил маленько, ну и тренировка, разумеется. Ты знаешь, я зря хвалить не буду, но у нее ножки изумительные.

Я только хватала ртом воздух, словно рыба, выброшенная на берег. Вот так, нагло, в моем присутствии, обсуждать мои собственные ноги! У них, кстати, имеются еще кое-какие достоинства, кроме умения наносить удары. В джинсах этого может и не заметно, но Гошка-то меня в мини-юбке видел! Ладно, дружок, подожди, я тебе на следующей тренировке покажу изумительные ножки, мало не покажется!

А Виктор, продолжая разглядывать меня, заметил мрачно:

– Мне не столько ножки, сколько голова нужна.

Я не выдержала:

– Могу вас заверить, что голова у меня тоже имеется. И как это ни покажется вам странным, не пустая. В ней есть мозги.

– Подтверждаю, – заржал Гошка. – И голова есть и мозги, и язычок ядовитый, на себе испытал. Но ты, Витька, не бойся, она не болтлива и первая никогда не нападает, только в целях самозащиты. Не будешь ее доставать, не услышишь гадостей. И вообще, хватит выпендриваться. Я тебе сказал, что она мой напарник, так чего еще надо, каких рекомендаций? Хватай и беги, пока я не передумал!

– Ладно, уговорил, хватаю, – Виктор бросил на меня последний, полный сомнения взгляд. – Завтра, в тринадцать ноль-ноль зайду, заберу тебя. Форма одежды – приличная.

– Приличная? – нелепо переспросила я.

– Поприличнее, чем то, что на тебе сейчас, – он кивнул на мои джинсы. – Платье от кутюр, макияж, прическа. Бриллианты не обязательны. И чтобы к моему приходу была готова, без опозданий!

Он пожал руки мужчинам, потом, не тратя на меня ни жеста, ни взгляда, четко, через левое плечо, повернулся и вышел. Черт побери! И с этим нахальным невоспитанным типом мне придется завтра работать? Потребую у шефа двойную оплату, имею право. И очень жаль, что я не познакомилась с Кирилловым до того, как начала танцевать фламенко. Он подходит гораздо лучше Бориса – тот, в сущности, вполне милый парень, и мне стоило большого труда заставить себя на него разозлиться. А с Виктором – никаких проблем!

Я тихонько стукнула каблуком и хищно улыбнулась. Оказывается, Елизавета Максимовна совершенно права: при правильном подходе фламенко – это ни с чем не сравнимое удовольствие.

Гошка засел у Баринова в кабинете, а я позвала Нину – не терпелось поделиться с ней впечатлениями. Впрочем, толком рассказать я ничего не успела: хлопнула дверь, и в нашу комнату ворвался Володя Стрешнев. Словно торнадо, он сделал три круга, размахивая зеленой папкой и выкрикивая нечто невнятное. То ли сбрасывал лишнее напряжение, то ли, наоборот, накапливал, то ли ждал, пока подтянутся Баринов с Гошкой.

Наконец он закончил кружиться и рухнул на стул около туалетного столика, за которым мы с Гошей, при необходимости, гримировались.

– Ну, спасибо вам большое! Ну, удружили вы мне, господа хорошие! Я вам зачем адрес Поршнева давал?

– Так поговорить с ним надо было, – я не понимала, что, собственно, происходит, поэтому отвечала не очень уверенно. – Затем и адрес, чтобы сходить.

– И ты, значит, сходила, – язвительно осведомился Володя. – Поговорила, значит?

– Ну да, – я с недоумением смотрела на него. – Вчера днем. Володя, что случилось-то?

– А ты не знаешь? – он вскочил со стула, пнул его ногой и, схватив другой, придвинул к моему столу. Сел, достал из зеленой папки чистый лист бумаги и хлопнул по нему ладонью. – Ничего, сейчас разберемся.

Пошарив по карманам, он раздраженно махнул рукой и, помянув черта, схватил ручку со стола.

– Будем составлять протокол. Гражданка Рощина, ваши паспортные данные, пожалуйста.

– Ты что, Володя, какие паспортные данные? Что ты дергаешься, словно перцем обсыпанный? – вступилась за меня Нина.

– Я бы сказал иначе, – уточнил Гоша. – Я бы сказал, что перца, причем свежеразмолотого, тебе натолкали в…

– Гражданин Брынь! – повысил голос Володя. – Попрошу не мешать составлению протокола. Итак, гражданка Рощина Маргарита Сергеевна, год рождения? – он уставился на меня, ожидая ответа.

– Володя, да скажи ты по-человечески, что случилось-то? – взмолилась я. – Что его, убили что ли, этого Поршнева?

– Ах ты, батюшки! – заблажил вдруг Володя, всплескивая руками, словно курица крыльями. – А мы и не знамши! Мы вот только что догадамши! А до того мы и не подозревамши!

– Что? – растерянно спросила я. И обернулась к Гоше. – Что это с ним? Может, воды принести?

– Лучше водки, – хмыкнул напарник. – И не только ему, а всем нам. Стрешнев, кончай Ваньку валять. У нас что, правда труп?

– У нас! – снова всплеснул руками Володя. – То-то и оно, что у нас! Вместо полноценного разговорчивого свидетеля у нас тепленький труп. Сами понимаете, если раскроить мужику голову ржавой железякой, то показаний в суде от него не дождешься!

– А откуда ты знаешь, что железяка была ржавой? – деловито, хотя, на мой взгляд, совершенно неуместно, поинтересовалась Нина.

– Эксперты сказали. У покойника этой ржавчины полная башка. И снаружи и внутри.

– Мамочка, – прошептала я, чувствуя, как меня начинает мутить.

Гошка отреагировал более мужественно:

– Твою мать! – он сморщился, словно внезапно разболелся зуб. – И когда его?

– А это ты у Маргариты Сергеевны спроси, – Володя ткнул в мою сторону зажатой в кулаке ручкой.

– Володя! – я опустилась на стул и схватилась за сердце. – Ты о чем? Ты что?

– Я, гражданка Рощина, делаю выводы из показаний свидетелей, – тон Стрешнева был официально-ледяным. – А свидетели показывают, что вчера к гражданину Поршневу приходила женщина в приметном плаще золотистого цвета. У тебя есть плащ золотистого цвета? – Он снова ткнул в мою сторону ручкой.

– Сам знаешь, что есть, но…

– Так и запишем. Ты вчера была у Поршнева?

– Да была, но…

– Так и запишем. Значит, протокол. Гражданка Рощина, Маргарита Сергеевна…

– Володя, мы там вместе были, – мягко напомнил о себе Гоша.

– А?

– Мы с Ритой ходили к Поршневу вдвоем. Про меня твои свидетели не упоминали?

– Хм, – Володя сразу перестал кривляться. – Нет, про тебя свидетели не упоминали. Может, не заметили?

– Гошу не заметили? – язвительно задал вопрос Александр Сергеевич. – Как ты себе это представляешь?

– Мало ли, – неопределенно помахал рукой Стрешнев. – И вообще, суть дела это не меняет. Говорите, вместе были? Хорошо, значит, так и запишем. Брынь, Георгий Александрович, год рождения тысяча девятьсот…

– Володя, хватит, – попросила я. – Ты же на самом деле не думаешь, что это мы убили Поршнева. Да и зачем нам?