могу привести в соответствие этого мурлыкающего котенка и пантеру, которая металась по гостиной какие-то несколько минут назад. — Мне кажется, что для СОБАКИ он НЕ ТАК УЖ ПЛОХ.

О’Райан оценивающе смотрит на Мерфи и глубокомысленно произносит:

— Он кажется мне довольно умным псом. Наверное, я бы мог что-нибудь из него сделать. Я ведь что хочу сказать: мне понадобилось всего полчаса, даже меньше, чтобы научить одного из новых Мейджоров «говорить».

Я усилием воли заставляю себя не смотреть на Карен. Поскольку само предположение, что О’Райан может научить кого-нибудь — животное, овощ или минерал — говорить, наверняка поразило ее не меньше меня, то есть показалось настолько же правдоподобным, как и мысль о семинаре, проведенном Ясиром Арафатом по вопросу идеального бритья.

— Нет уж, спасибо, — говорю я О’Райану. — У Мерфи и так есть что сказать. К тому же, он не мой пес.

— Может быть, но одно я тебе скажу, причем даром: ему жуть как хочется узнать, кто его хозяин.

— Он знает, кто его хозяин. В этом-то все и дело. — И все же, когда я смотрю вниз на Мерфи, мне все равно ужасно хочется представить себя «у руля», а Мерфи — ходящим по струнке. Почему это так меня привлекает? Когда я даже не хочу, чтобы он принадлежал мне?

— …чесать назад в офис, — сообщает О’Райан Карен, как раз в тот момент, когда я снова заставляю себя прислушаться к разговору. — Там большую сцену будут снимать, со всеми этими Мейджорами. Знаете, вам точно надо как-нибудь прийти на площадку в качестве моего гостя, когда…

— Ой, Карен это не заинтересует, — перебиваю я. — Она даже телевизор не смотрит.

— Ну и ЧТО? — желает узнать Карен. — Это будет клево! Правда.

— Еще бы, — уверенно говорит О’Райан. — Да, слушай, Дана, ты же сама там была совсем недавно. Так ведь, Дана? Кажись, я там тебя видел как раз в тот день, когда приезжал этот детектив…

— Я не припоминаю. — Я резко поднимаюсь на ноги. — Почему бы мне не проводить тебя до двери?

— Какой детектив? — спрашивает Карен.

— Понятия не имею. — Меньше всего бы мне хотелось обсуждать эту тему с Карен. — О’Райан? Тебе не пора?

— В чем дело? — спрашивает О’Райан по дороге к двери. — Что я такого сказал?

— Ничего. Я просто не хочу, чтобы ты опаздывал на работу.

— Жаль, что мне пора сматываться. — Он старается понизить голос, но без особого успеха. — Эта твоя подруга, эта Карен… Очень даже аккуратненькая.

Аккуратненькая? Что же, конечно, если понимать эти слова в буквальном смысле. Никто не может быть аккуратнее. Но в том смысле, в котором употребил это слово О’Райан?

— Я рада, что ты так думаешь, — говорю я ему, от всей души надеясь, что Карен нас не слышит.

Но когда я возвращаюсь в комнату, она немедленно спрашивает:

— Что он не так сказал?

— Бог мой! У тебя слух, как у летучей мыши, верно?

— Серьезно, Кэти. Что это за ДЕТЕКТИВ?

Черт!

— Ты у нас — детектив. И с данного момента ты снята с дела. — Что же есть в ней такое, что инстинктивно заставляет меня чувствовать, что я скорее проглочу цианистый калий, чем расскажу ей хоть что-нибудь о мужчинах, с которыми я встречаюсь, включая тех, кто, как Карл, так и не перезвонил?

— Я себе даже не представляю, что О’Райан имел в виду. Я всего лишь решила, что он до смерти тебе надоел со своими рассказами про этот распрекрасный Уинзегдорф.

— Надоел? Кэти, ты что, РЕХНУЛАСЬ? Я спрашиваю, где ты его ПРЯТАЛА?

— Извини? — Я изумленно смотрю на нее, стараясь разобраться, у кого же из нас действительно крыша поехала. — Я его не прячу. О’Райан — всего лишь старый приятель, кто…

— Старый приятель в библейском смысле?

— Ох, ради всего святого! Слушай, я знакома с ним еще с семидесятых годов…

— Семидесятых! Ага. Тогда ты ТОЧНО с ним трахалась. Тогда все так делали.

— Карен! О’Райан совсем не твоего типа, и я…

— Кто ГОВОРИТ, что не моего? — И она облизывает губы с таким сладострастием, что заставляет все мои защитные колючки встать дыбом.

— Слушай, оставь его в покое, поняла? Он тебе не пара.

— Ты ШУТИШЬ? Да нам само НЕБО определило быть вместе!

— Я имею в виду, интеллектуально.

Она фыркает.

— А я — НЕТ. И когда дело доходит до секса, то мне еще не доводилось встречать мужика, который не смог бы позаботиться о себе. Это ведь для них НИЧЕГО не значит. Если женщины вымрут, они примутся трахать ГРЯЗЬ.

— О’Райан не такой. — Теперь я уже основательно забеспокоилась.

— Лапочка, я НЕ ПОНИМАЮ. — Карен с подозрением оглядывает меня. — Если ТЫ его хочешь, тогда я пас. Но раз тебе он не нужен…

Раз он мне не нужен, то давай — бросай парня в бассейн с пираньями. Да и какие у меня основания думать, что именно это я и делаю?

— И вообще, он для тебя слишком стар. Я хочу сказать, что О’Райан практически такой же древний, как мы с тобой. Я думала, что ты встречаешься только с теми, кто выбирает еду по детскому меню.

Она нарочито хищно улыбается мне.

— Нет, я с ними встречаюсь только тогда, когда они еще сиську сосут. Успокойся, лапочка. Я и мухи не обижу, не говоря уже о МУЖЧИНЕ. И уж ни в коем случае не твоего длинного, тощего и вкусного приятеля.

Но когда она вприскочку спускается с моего крыльца, ее блондинистый хвостик развивается, как у Корлисс Арчер, а тощий зад вызывающе вихляется, и я еще долго стою, глядя ей вслед, прежде чем закрыть дверь.

Мерфи крепко спит в гостиной, лежа на боку и вытянув лапы, напоминая лошадь-качалку, упавшую набок. Пасть его растянута в зловещей ухмылке, и, пока я смотрю на него, я замечаю легкую дрожь, начинающуюся с его передних лап. Пролог ко сну, вне сомнения. Что он видит на этот раз? Куда Мерфи отправляется во сне и не будет ли он возражать, если я последую за ним? Еще один вопрос, и, знай я ответ на него, мне кажется, я бы знала очень много.

Глава восьмая

Вероятно, это сон, потому что я сижу на заднем сиденье машины Карен, как будто я — домашнее животное, а не ее любимая подруга Кэти. Но, сон это или нет, ведет машину Карен с привычной для нее наяву воинственностью. Понятия не имею, куда мы едем.

Я только знаю, что уже поздно, на дороге мало машин, и каждый раз, когда «фольксваген» переезжает трамвайные пути, он подпрыгивает,