У Ганса Цольмера было две таких Любви, которые управляли всей его жизнью: Любовь к фюреру и Любовь к мотоциклу.

Отца Цольмер не помнил: тот погиб на фронте в 1915 году. Если он и мог вспомнить отца, то только словами Роджера Уотерса: «Отец улетел за океан, оставив о себе на память лишь фото в семейном альбоме. Отец! Что ты еще оставил мне?». Отец оставил ему то, что досталось большинству остальных парней его возраста: нерадостную жизнь в разоренной войной и униженной поражением стране, где богатство нуворишей и жадность победителей жгли глаза и души простых людей. Впрочем, Ганс никогда не задумывался о сути той внутренней неудовлетворенности, что жила внутри его поколения. Им с матерью надо было просто выжить.

После смерти матери сосед взял его на работу к себе в гараж. Цольмер исправно мыл машины, менял масло в картерах, заправлял бензин в баки. Однажды хозяин доверил опробовать ему после ремонта мотоцикл. Когда железный конь радостно заржал, выбросив сизые выхлопы из глушителя, Ганс вдруг явственно ощутил его скрытую застоявшуюся энергию, рвущиеся на свободу лошадиные силы и почувствовал необыкновенный подъем, — словно крылья распустились. Он сделал круг по двору и, не осознавая, что делает, выехал на улицу. Он гнал мотоцикл вперед, и мерный рокот двигателя, бьющий в лицо ветер и ощущение стремительного движения ввели его в состояние эйфорического транса. Он очнулся, только когда мотоцикл забуксовал на полностью размытой ливнем лесной дороге. Это было в ста километрах от города.

Хозяин не стал подавать в суд. Он просто выгнал его, сказав напоследок: «Да ты просто чокнутый, парень!»

Цольмер стал бродяжничать, бесцельно шатаясь по улицам. Он даже не пытался найти работу. Любовь к мотоциклам отравила его душу сладким ядом вожделения. Однажды он случайно встретил владельца мотоцикла. Тот был в форме штурмовика. Столкнувшись нос к носу с Цольмером, он воскликнул:

— Черт возьми, да это же тот самый парень, что угнал мой мотоцикл! Тебя еще не посадили?

Однако жалкий потрепанный вид Цольмера затронул какие-то струны в душе старого солдата, и он повел незадачливого любителя мотоциклов в пивную. Цольмер за кружкой пива и порцией сосисок выложил тому все как на духу.

— Ладно, парень, — сжалился штурмовик, — все равно мне на этой старой тарахтелке никогда не удавалось проехать без поломки столько, сколько тогда отпахал ты. Забирай мотоцикл себе! Но я член НСАК, поэтому тебе тоже надо стать членом НСАК, чтобы вступить во владение мотоциклом.

Так Цольмер стал членом Национал-социалистической германской рабочей партии и Национал-социалистического автомобильного корпуса. Он быстро стал хорошим шофером и механиком. Он был счастлив! Теперь он мог ездить на мотоцикле сколько душе угодно: у партии выдалась горячая пора, и ему постоянно приходилось мотаться на мотоцикле с партийными поручениями. Вскоре НСАК переименовали в НСКК (Национал-социалистический моторизованный корпус) и вывели из состава СА. Цольмеру выдали прекрасную новую форму: коричневые рубашку и галстук (как у штурмовика) и черные галифе (как у СС), а также восхитительный кожаный шлем с огромным орлом, сжимающим в когтях свастику.

А вскоре пришла новая Любовь. Однажды в гараж стремительно вошел коренастый лысоватый человек с колючим взглядом и негустой щеточкой усов. Человек был одет в форму СС-группенфюрера. Это был депутат рейхстага от НСДАП, командир СС-группы «Норд» Йозеф Дитрих. Обычно его называли просто Зепп.

— Цольмер? — отрывисто спросил он.

— Так точно, — вытянулся по струнке Цольмер.

— Я должен через полчаса быть на митинге в Аугсбурге. Мне сказали, что ты сможешь доставить меня вовремя на своем мотоцикле. Так?

— Вот вам шлем, группенфюрер. И держитесь крепче.

Через двадцать семь минут сумасшедшей езды они выехали на площадь, где уже собралась огромная толпа.

— Похоже, мне удалось не наложить в штаны, — прокомментировал Дитрих, слезая с мотоцикла. — Впрочем, это, наверное, потому, что моя задница осталась на одном из лесных ухабов.

— Зато мы здорово спрямили путь, группенфюрер, — осмелился напомнить Цольмер.

— Жди меня возле трибуны, я скажу охране, чтобы тебя пропустили, — велел Дитрих.

Шум толпы на площади вдруг перерос в ликующий рев.

— А вот и фюрер, — сообщил Дитрих и заторопился. — Мне надо быть с ним.

Цольмеру удалось пройти близко к трибуне. Он увидел Гитлера так близко, как не видел его никогда до этого. Резкий энергичный голос фюрера ворвался в его душу как завораживающий рев мотоциклетного мотора, заставляя петь ее в унисон с металлом. А прозрачные льдинки глаз источали холодный огонь, словно обдающий бодрящим встречным ветром, — холодящим тело, но воспламеняющим сердце. Так новая Любовь вошла в сердце Цольмера.

После митинга Дитрих подошел к дожидавшемуся его Цольмеру и приказал:

— В Мюнхен, к «коричневому дому». И не гони!

Через час они остановились возле всем известного дома на Принцрегентплац.

— Ты отлично выполнил задачу, хотя я чуть было не обгадился, — ухмыльнулся Дитрих. — Объявляю тебе благодарность. Но будь я проклят, если еще раз поеду с тобой! Ладно… Тебя надо отметить. Что ты хочешь: хорошую работу, повышение по службе?

— Я хочу еще раз увидеть фюрера! — искренне выпалил Цольмер.

Дитрих внимательно оглядел Цольмера. Стройный голубоглазый блондин, рост около метр восемьдесят два — метр восемьдесят четыре сантиметра.

— Сколько тебе лет? — спросил Дитрих.

— Двадцать, — ответил Цольмер.

Дитрих удовлетворенно кивнул.

— Я думаю, скоро ты сможешь видеть фюрера каждый день, — пообещал он.

Дитрих сдержал слово. Он всегда держал слово. 17 марта 1933 года недавно назначенный канцлером Германии Гитлер поручил Дитриху сформировать охранную часть для защиты Рейхсканцелярии. Одним из первых охранников в подразделении «СС-Штабвахе Дитрих» стал Ганс Цольмер.

Дитрих на первых порах присматривался к молодому солдату: он всегда был внимателен к подчиненным. Как старый окопник, Дитрих превыше всего ставил корпоративный дух, атмосферу товарищества и личный пример командира. Но Цольмер был замкнут в себе, не проявлял здоровой инициативы. Он не интересовался дружескими попойками и женщинами и оживлялся лишь тогда, когда заходил разговор о мотоциклах. Но вполне определенное мнение о Цольмере сложилось у Дитриха во время «Ночи длинных ножей».

Сам Дитрих в то время находился вместе с фюрером в Мюнхене и узнал о происшедшем со слов своего заместителя СС-штурмбаннфюрера Мартина Кольрозера, оставшегося командовать казнями «изменников-штурмовиков» в казармах Лихтерфельде.

Днем 30 июня 1934 года во двор вывели арестованных штурмовиков. В первой партии было человек десять. Некоторые из них плакали, другие клялись в верности фюреру. Эсэсовцы били их прикладами винтовок, выстраивая у стены первую расстрельную партию. Командир роты подозвал к себе Цольмера, показал на установленный в тридцати метрах от стены пулемет Дрейзе и спросил: