Марите вдруг показалось, что они летят в орбитальном челноке – такое же ощущение неторопливой плавности полета. И только стук колес на стыках рельс и небольшое покачивание вагона говорили, что они на планете. На чужой, незнакомой, такой странной и интересной планете. Где идет своя, малопонятная жизнь…

* * *

В Нежин поезд прибыл, когда солнце уже взошло над горизонтом и освещало пока еще слабыми лучами верхушки церквей и деревьев. На станции было полно военных. А на соседних путях стояли покореженные, обугленные и частично разрушенные вагоны – грузовые и пассажирские.

Приехавшие из Конотопа с любопытством и испугом рассматривали наглядные свидетельства активности партизан. И каждый представлял себя на месте тех, кто ехал в разбитых вагонах и попал под безжалостный огонь. Было в этом что-то обрекающее, неправильное. Погибнуть не на поле боя с оружием в руках, а вот так, в результате внезапного нападения из-за угла! Страшно и жутко!

Разговоры в вагонах стихли, шутки исчезли. Взгляды приехавших скользили по лицам солдат с платформ охраны. Те были мрачны, сосредоточенны и настороженны. Они-то лучше кого-либо знали, как мгновенно может прекрасная украинская ночь смениться адской мясорубкой: морем огня, грохотом стрельбы и криками умирающих.

Вагоны покидали быстро и молча. Так же молча доставали документы по требованию патрулей и молча выслушивали информацию о расписании движения поездов до Киева, Прилук и Чернигова.

Приехавшие, а также ожидающие отправки ждали на вокзале или неподалеку. С перрона патрули убрали всех. И вообще станция, как и депо, были под особым контролем фельджандармерии, солдат охранных частей и местной полиции.

Титов впервые вблизи видел этих предателей в полувоенной форме непонятно какого образца. Вооруженные карабинами и пистолет-пулеметами, угрюмые, сосредоточенные, те стояли рядом с немцами, ходили вдоль путей, изредка переговариваясь на русском, а чаще украинском языке.

Глемм указала на них взглядом и тихонько спросила:

– Это кто?

Майор, стиснув зубы и держа спокойное выражение лица, ответил:

– Полиция. Предатели! Давай об этом потом? Нам надо выйти в город. Найдем удобное место и переоденемся. Поезда до Чернигова не будет до обеда. Черт, ребята-подпольщики, конечно, молодцы, но мы так опоздать можем!

– А если машиной?

– Сложно. Город нашпигован полицией, охраной. Захват наделает шуму. Да и выйдет ли захватить? Будем ждать поезд.

Марита промолчала. Продолжала с любопытством смотреть на полицаев, на немцев, на паровозы, рельсы, на стволы зенитных орудий, развернутых на позиции метрах в ста от вокзала. Все странно, непривычно и интересно. И сейчас почему-то совсем не страшно. Не то что при высадке или бое в лесу…

Выбраться с вокзала оказалось довольно просто. Охрана пропускала всех подряд. Решив не тащить с собой оба чемодана, один оставили в камере хранения, а маленький взяли с собой.

Нежин еще спал, был пустынен и тих. И только патрули браво вышагивали по улицам, внимательно поглядывая по сторонам. Встречным офицерам они козыряли, без необходимости не останавливали. Машин и вовсе не видно, хотя где-то неподалеку грохотали моторы грузовиков.

Мудрить Титов не стал. Выбрал небольшую улочку неподалеку от вокзала, отыскал подходящий угол, где стояли несколько частных домов в окружении деревьев. Один из домов вроде как брошен, окна заколочены, дверь на замке. Во дворе не видно следов людей, вокруг деревьев и кустарников полно мусора, чего никогда не допустит хозяин.

Он остановился, глянул по сторонам – никого, – кивнул Глемм.

– Пошли.

Миновали дом, прошли по двору к небольшому сарайчику с полураскрытой дверцей. Что надо! Майор достал фонарик, посветил по сторонам. Сарай когда-то использовали как склад дров. Одна маленькая поленница в углу, пол усыпан стружкой, берестой, опилками, мелкими деревяшками. Потолок частично просел, стены перекошены.

– Здесь! Давай побыстрее!

Глемм поставила чемодан на пол, вытащила два свертка, один подала майору, второй раскрыла сама.

Смена легенды заключалась в смене погон, эмблем, петлиц, знаков отличия. Минут пятнадцать спустя обер-лейтенант армейской службы снабжения превратился в пехотного капитана. А унтер-офицер – в лейтенанта-связиста из штаба корпуса. Не бог весть какие изменения, но они могут помочь при первичной, поверхностной проверке. А готовить капитальную легенду некогда, да и незачем.

Старые знаки различия и прочую атрибутику спрятали в небольшой ямке, вырытой кинжалом под поленницей. Зарыли, присыпали опилками, положили сверху чурбак.

– Пошли!

Титов спрятал фонарик, подхватил чемодан и первым шагнул к выходу. Глемм, поправляя юбку, вышла следом. В свете начинающегося дня они внимательно осмотрели себя и друг друга. Все было в порядке.

– А теперь можно и обратно. Только пройдем другой дорогой…

Говоря это, Титов смотрел на Глемм и вдруг увидел на ее лице выражение изумления и испуга. Взгляд девушки был обращен куда-то за его спину.

Он резко развернулся, бросая чемодан и выхватывая из кармана кителя небольшой «браунинг» – второе личное оружие. Доставать из кобуры «вальтер» не было времени.

Метрах в трех от них у стены дома стоял среднего роста парень в черном пиджаке, грязно-серой рубашке, черных брюках и грязных ботинках. На голове кепка, из-под нее торчат вихры. Лицо бледное, редкие конопушки отчетливо видны на носу и лбу. Губы искривлены гримасой злости, взгляд обжигающий. В правой руке какой-то сверток.

Видимо, он вылез из погреба дома, вон крышка лаза откинута, и лоб в лоб столкнулся с немцами. Непонятно что здесь делающими. Тут не надо обладать особой проницательностью, чтобы сообразить: перед ними партизан, застигнутый врасплох в самый неподходящий момент.

– Черт! – приглушенно выдавил парень, пытаясь отступить назад.

Титов уже все понял и теперь боялся, как бы Глемм не заговорила по-русски.

– Halt! Hende hoh!

Он шагнул к парню, вытягивая руку с пистолетом вперед. Небольшой почти игрушечный «браунинг» из тех, что предпочитают носить в качестве оружия самообороны гражданские лица, выглядел несерьезно. Но парень, видимо, знал, что эта «несерьезная» игрушка двадцать пятого калибра способна продырявить тело не хуже любого другого пистолета.

– С-сука гитлеровская!.. – придушенно зашипел парень, пятясь вдоль стены. – Откуда ты только взялся?…

Состав преступления, как говорится, налицо. Задержанный демонстрирует ярую неприязнь к оккупационному режиму и представителю вермахта. Что само по себе – достаточное основание для вынесения приговора.

«Плохо их готовят, диверсантов, – подумал Титов. – Раз он плывет даже в такой ситуации. Или в свертке компромат и он понимает, что не отвертеться?…»